Шрифт:
Закладка:
К а л и н а. Оговор! Штрафник Дубко, все знают. Нет, ты мне недостачу, кражи выяви!
Ж е л е з н я к. Час назад прислал он братана. Просит непременно дома быть. В восемь. Перетолковать нужно. Наедине.
К а л и н а. Наедине?!
Ж е л е з н я к. Сегодня, в воскресенье. Пока ни с кем не повидался я. Опомнились покупатели, остерегли, успели.
К а л и н а (весь сник). Значит, конец.
Ж е л е з н я к. Что с вами, Петрович? Сердце?!
К а л и н а (ему нелегко начать). Помнишь, Дима, спрашивал я: «А что, если турнут тебя с «Водстроя»? Отшутился ты, не понял вопроса… С молодых лет прислонился я к одной линии: воду давал людям. Случалось, и двести метров глины да камня пройдешь, пять раз обманет морская вода, пока достучишься до пресной, сладкой… Сколько скважин в Азовске есть, все мои! (Весло в его руках как бы превратилось в колонку буровой). Расшумелся наш городок после войны, заводы громадные поставили, флот рыбацкий завели с машинами, виноградников сколько сплановали… Все требуют пресную воду, все, что растет, пить хочет. Богом воды меня величали. «Боевое знамя» имел, теперь дали и за труд. Бросил я все, Дима, в пятьдесят восемь лет бросил. Осадой секретаря горкома брал: «Пошлите на водное хранилище, хоть бригаду дайте!» Не мог он сказать мне прямо в глаза: «Старый ты коммунист, Калина, а вот образование у тебя… Вдруг забаллотируешь важное дело! Ты свое знай — скважины». А я одно гну: нет больше воды под Азовском, все обшарили. Всю жизнь, мол, добывал ее по глотку, дайте в конце пути рекой ее пустить в Азовск. Добился! Заработок вполовину. Выговоров… Инфаркт на ногах перенес. А дело, Дмитрий, как-никак, идет у нас? Плотину кончаем? Поселок — кончаем? (После паузы). Стыдно, не подобает, а скажу, не таясь больше. Подтвердится, допустим, с кражами этими, что я должен сделать? Сам! Заявление в горком: «Обманул доверие, ротозяв Калина, вон его, вон!» И не в том только горе, что запоганю жизнь в самом конце. Другое страшно, Дима. От большой воды отставят меня, напрочь отставят. Не закончу задачи всей жизни. И тогда, считай, умер Калина, совсем умер…
Долгое мучительное молчание.
Ж е л е з н я к. Впервые свела нас жизнь, Петрович, два года только, а я всегда ступал вам в след. В сторону вдруг поведет, а у меня компас есть — дядя Яша, старый партийный закал, высшая проба!
К а л и н а (встает). Ясно. Свое продолжать будешь.
Ж е л е з н я к (поддержал сгорбившегося, постаревшего Калину). Сами подумайте, — что тут сделать можно!
К а л и н а (с презрением к себе). Хочешь, уволю этого гада? Завтра! Детям-внукам закажет.
Ж е л е з н я к (не сразу). Приходите и вы ко мне. В это самое время. Как решите тогда, так и будет.
К а л и н а. Я?! Чтобы я, значит, сам? (Помолчав). Добро. Согласен. (Идет).
Ж е л е з н я к. А может, переждете у меня? Отлежитесь.
К а л и н а. Домой нужно. Вспомнил, срочное дело есть.
Ж е л е з н я к. Что ж, пойдемте, провожу. (Уходят).
С пустыми ведрами к дому идут В а р я и Т о н я.
Т о н я. Чертова земля! Сколько мы колонок обошли, Варя?
В а р я. Восемь… десять…
Т о н я. Раз не запасла воды, теперь кайся. (Со злостью стукнула ведрами). Солончак проклятый!
В а р я. А если, Тоня, еще на Таранью косу сбегать?
Т о н я (насмешливо). А из бассейна своего — дождевую, «божью», — людям за рублики. На что отцу столько денег?
В а р я. Не знаю и знать не хочу.
Т о н я. С открытыми глазами спишь?
В а р я. Крики, скандалы? Нет, устала я еще у мужа от них.
Т о н я. От мужа-бабника сбежала? А тут кем стала? Батрачкой бесплатной? (В сердцах идет, но сразу возвращается). Товарищей Диминых в гости ждем. И ты бы пришла, а?
В а р я. Бывали вы там на плотине, Топя?
Т о н я. А то! Мой ведь всюду с первых колышков. И меня привозит сразу. Степь, ковыль да полынь, суслики свистят… Или как здесь, речушка слабосильная, название одно. «Смотри, Антонина, во все глаза, запоминай. Придет время, берегов не увидишь!» А кончают работу, опять вместе едем…
В а р я. Пойду я. Работы много.
Т о н я. Парень один будет. Холостяк. Скалы рвет на Синюхе.
В а р я (вздрогнула). Скалы рвет?
Т о н я. Из Сибири. Громкий там человек. Считается в отпуске.
В а р я. В отпуске?!. Не приду я, не могу!
Т о н я. Матери скажи, к портнихе надо, в клуб на картину.
В а р я. Сама я не хочу! (Порывисто уходит).
Т о н я. Ты руку человеку, а он глубже под воду, будто ему вынырнуть еще страшнее… (Входит во двор, открывает кран). Торчишь тут, дурень немой. Когда гости у нас. (Идет с ведрами к внутреннему заборчику). Рискнуть, раз один? (Колеблется). Нет, узнает Димочка, уши оборвет…
Поворот круга. Другая часть двора. За столом С а м б у р и Д у б к о. На столе водка, закуска. В стороне безучастно сидит В а с и л е к.
С а м б у р. Так… все страхи свои вылил, Николай?
Д у б к о. Вас-то застройщики не указали. (Залпом выпил). А мы с Васильком с жабрами у Железняка на крючке!
С а м б у р. На что уж сынка знаю, и то думал — уймется после тогдашнего. Нет, снова за свое! Велел ты вахлакам этим, если в милицию потянут, от всего отречься?
Д у б к о. Жизнью обещались. С пьяных глаз, мол, наплели.
В а с и л е к. Дураков ищите, чтоб теперь им поверили.
С а м б у р. Выручил я тебя, Вася, в одной беде и в этой не брошу.
В а с и л е к (вскочил). Деньги ваши? До копеечки отсылал маме. Помогли ей бумажки эти проклятые?
Д у б к о (толкнул Василька на стул). Ты! Шерстку поднимать?!
С а м б у р (оттесняет Дубко). Зато совесть чистая.
В а с и л е к. Сын единственный — урка. Спасибо, не дожила.
Д у б к о. Все мы под богом ходим.
В а с и л е к (вскочил). Под вами ходил я! Глаза хоть закрыл бы маме… Обрадовались — опять кирпич есть, выручи, Вася, задержись, рассчитаться с людьми надо. Рассчитались! А дядя Миша и на глыбу сухим выкурнет. (Надвинулся на Самбура). Поимейте в виду: загребут меня, вас за собой потяну!
С а м б у р (наливает ему). В кирпиче, думаешь, все дело?
В а с и л е к (отставляет стакан). А то в чем же?
С а м б у р. Три копейки ему цена! Под самый корень копает Дмитрий. Все под их скрипку должны танцевать (взял под козырек), одну, их песню греметь в строю. Ты сегодня хочешь жить, полную радость иметь от жизни, так?
В а с и л е к. Ну так…
С а м б у р. А тебе попы советские со всех амвонов: «Завтра, послезавтра, через двадцать лет!» Может, человек притомился ждать этой самой коммуны? Вот и берет он свое на грешной земле, сам берет своего тяжелого труда последствия. А его сразу по башке: «Жулик! Растащитель! В тюрягу — марш!»
В а с и л е к. Это же как?.. Если каждый по отдельности…
С а м б у р. А ты вот что осмысли, чистая душа. Что прислоняет одну личность к другой? Собственность! Личное владение! Отсюда и слово — личность. Человек