Папа Паша уходит, а я припадаю губами ко лбу малыша – он горит, как печка…

Глава 32

Софья.

Павел Иванович уходит, а Ванечка обессилено приваливается к моей груди. Часто дышит, вытягивает губы трубочкой – очевидно, ищет грудь или соску… Господи, только этого мне не хватает для полного счастья – стать временной няней для чужого ребенка. Ребенка от любовницы мужа…

– Пап, он давно ел? – спрашиваю, когда старик, втянув голову в плечи, бредет по коридору обратно. В его руках белеет папка с документами…

– Давно, Сонь. Он весь день канючил, дочка. А как уснул, так мы и не стали будить…

– Поддержи Ваню, пап? Я смесь разведу, – протягиваю малыша в большие надежные руки свекра.

В голове пчелиным роем вертятся мысли… Мне же теперь надо брать больничный? Кто будет ухаживать за Ричардом? Ладно, эта проблема решаема, папа Паша будет с ним гулять. А цветы поливать попрошу соседку по лестничной площадке Марину… Господи, я даже не знаю, как сменить ребенку подгузник… Позор!

– Сонь, ну чего ты там так тщательно размешиваешь? Готово уже!

– Угу.

– Покорми Ванечку, дочка. Я так устал за день… Пойду, прилягу.

Папуля уходит, оставляя меня наедине с мальчиком. Присаживаюсь на некогда любимое кресло покойного Барсика и пытаюсь расслабиться. Ваня сучит ножками и постанывает, но от питания не отказывается: хватает соску и начинает жадно сосать. А я не знаю ничего… Как правильно держать бутылку? Вертикально или чуть под наклоном? Надо было лучше, Софья Васильевна педиатрию в университете зубрить… Но уже ничего не исправишь – так уж вышло, что я врач для взрослых. А жизнь не успела научить меня навыкам ухода за детьми… Ваня допивает молочную смесь и удовлетворенно вздыхает. Вновь постанывает и трет глазки… Горячий. Вялый, полусонный… Я могу отделаться от больного малыша, дав ему сироп парацетамола, но… Совесть у доктора Тарасевич не позволяет так поступить.

– Папуль, я поеду с ним в больницу. Пусть педиатр проведет осмотр и послушает его… Мало ли что… Я хоть и врач, но в детских болезнях ничего не смыслю, – сообщаю свекрам, входя в гостиную. Галина Александровна дремлет в стареньком кресле, папа Паша лежит на диване. Устали, бедные… Сердце ощутимо колет и сжимается в ледяной камень при мысли, что малыша заберут в дом малютки, не доверив свекрам опеку…

– Поезжайте, Сонечка. Ричарда оставляй, с ним, поди, полегче, – вздыхает Павел Иванович.

Прижимая ребенка к груди, направляюсь в спальню. Кладу Ваню на застеленную детским пледом кровать и собираю в сумку его вещи. Я не знаю, что может ребенку потребоваться в больнице… Вещи, подгузники, детский шампунь, смесь? А, может, что-то еще? Ну и нянька досталась мальчику, обхохочешься.

– Вань, я плохая нянька, но другой у тебя сейчас нет… Твоя мама… она…

«Сегодня умерла», – добавляю мысленно. Малыш смотрит на меня орехово-карими глазками и постанывает. Его грудь тяжело вздымается, межреберные промежутки втягиваются. Как врач я знаю, что это плохой знак… Звоню в «скорую» и выясняю, какая сегодня больница дежурит. Вызываю такси – так будет быстрее и надежнее. Глажу горячую кожу Ванечки, удивляясь странному, затопившему меня ощущению – я его не ненавижу… Сочувствую, жалею, волнуюсь о нем, но ненавидеть… Нет.

– Папуль, такси скоро подъедет. Мы пошли, – застываю в коридоре, прижимая сонного Ваню к груди.

– Сонечка, а себе-то ты вещи не взяла? – спохватывается Галина Александровна.

– Ой, нет. А у меня тут… А разве…

– Есть кое-что, маечку сейчас найдем и трусики. Я халатик свой положу. Ничего, все обойдется. А завтра мы с Пашей посидим с Ванюшкой, ты домой съездишь. Паша, найди новую зубную щетку для Сони, чего сидишь? Потом поспишь… Тебе еще с Ричи гулять.

Водруженная ребенком и сумкой, спускаюсь по ступенькам на улицу. Перебираю мысленно, что я могла забыть? Ваня спокойно спит, зарывшись носом в мою мягкую хлопковую кофту. Ловлю себя на мысли, что за короткое время успела запомнить, что он любит. Лежать так точно нет… А сидеть на руках всегда, пожалуйста.

Неумело укладываю малыша в автокресло подъехавшего такси и звоню Марине. Может, она кого-то знает из первой детской? Перевожу взгляд на вмиг заснувшего Ваню и тихонько произношу в динамик:

– Марин, у Вани высокая температура, мы едем в первую детскую больницу. Ты… Извини, что я так…

– Все нормально, Сонь. Тебе только этого не хватает для полного счастья! Ты что, решила все-таки оставить мальчика?

– Марин, я не поэтому… Я и не думала еще об этом, – отмахиваюсь от неудобных вопросов, с силой растирая переносицу. – Он горит и тяжело дышит.

– Сейчас заведующей приёмным отделением позвоню. Она моя однокурсница. Молодец, что позвонила, Сонь… Сейчас бы тебя вопросами замучили. Ты отказ от ребенка взяла?

– Взяла, – вздыхаю облегченно.

Такси паркуется на площадке возле больничных ворот. Забираю Ванечку и погружаюсь в объятия осенней ночи. Аккуратно ступаю по темной дорожке к светящемуся пятиэтажному зданию.

– Тише, Ванечка, не волнуйся. Тебя сейчас тетя доктор послушает… Все будет хорошо, – глажу проснувшегося малыша по голове, чувствуя, как от волнения слабеют ноги. Меня же сейчас засыпят вопросами! С каким весом ребенок родился? Какая группа крови? На мое счастье, коридор пуст.

– Здравствуйте, – приоткрываю дверь смотровой комнаты, встречаясь взглядом с миловидной женщиной в розовой пижаме. – Моя фамилия Тарасевич. Вам… звонили…

– Проходите, – улыбается она. – Марина только что позвонила и рассказала вкратце вашу… ситуацию.

– Да, мальчик сегодня потерял мать. Отказ от ребенка она успела подписать за несколько дней до смерти, – тянусь суетливо в сумочку.

– Не торопитесь, Софья. Кладите ребенка на столик, я его сначала осмотрю. Меня Тамара Сергеевна зовут.

– Очень приятно, – раздевая Ванечку, отвечаю я.

Тамара осматривает мальчика, светит ему в горло фонариком, слушает легкие, ощупывает лимфоузлы, выстукивает грудную клетку… А со мной в этот момент творится что-то невероятное: мне до ломоты в груди боязно услышать диагноз. Какое мне до малыша дело? Он не мой! Тогда, почему у меня от волнения дрожит подбородок и мутится в глазах?

– Бронхит, – заключает Тамара Сергеевна. – Хрипы мелкопузырчатые над всей поверхностью легких, дыхание жесткое. Справа в нижней доле небольшое ослабление дыхания, возможно…

– Пневмония? – почти вскрикиваю я, на миг почувствовав себя истеричной мамашей.

– Завтра узнаем. Я оставляю вас в отделении. Вы… сможете ухаживать за малышом, Софья? Кормить, купать, выполнять процедуры?

– Наверное… Да, – судорожно киваю, замечая недоверчивый взгляд Тамары. – Точно да…

Глава 33

Софья.

– Софья Васильевна, я вас прекрасно понимаю, – смягчается Тамара Сергеевна. Ее взгляд теплеет, а недоверчивые складки