– Я от всей души вам благодарна, но… Не стоит меня жалеть. Правда… Я…

Ванечка заходится криком. Тянет ручки в пустоту и беспокойно ерзает на пеленальном столике. Подхватываю малышу на руки и прижимаю к груди. Даю соску и поглаживаю по спине и затылку, как он любит…

– Я и не думала, – парирует Тамара Сергеевна. – Вами можно лишь восхищаться.

– Могу я рассчитывать на отдельную палату? Я заплачу сколько нужно, – отрезаю, пропуская излияния доктора мимо ушей. Я обычная женщина, испытывающая боль и обиду… Не святая, но и не отъявленная грешница. И чувства мои никуда не уходят… Павел и Вика умерли, а я продолжаю лелеять обиду в сердце… То и дело представляю, как Павел приезжал к своей «Викуше», садился в большое потертое кресло в гостиной, ел ее еду, занимался с ней любовью… Обманывал меня, чтобы провести с Викторией вечер…

– Можно, – сухо отвечает врач, безошибочно угадав мое настроение. – Держите историю болезни. Поднимайтесь на третий этаж в детское отделение.

Маленькая палата встречает звонким гулом работающего холодильника и запахом хлорки. Осторожно кладу Ванечку на пеленальный столик и проветриваю комнату. Переодеваюсь в ситцевый халат Галины Александровны, раскладываю в тумбочки вещи. Я так волновалась за Ваню, что забыла поужинать… И не удосужилась взять какой-нибудь еды… Кручу в руках пустую чашку, невольно вспоминая Барсова. Помню, как он кормил меня пирожными на крыше… Как впервые поцеловал… Жаловался на больничную еду, связывая мою стройность с ее употреблением… А сейчас я пациент, а он… Влиятельный чиновник, обедающий в лучших ресторанах города. Хотя нет… Его, наверное, беременная жена вкусно кормит?

Ванечка хнычет и покашливает, пробуждая меня от раздумий. Вот она моя реальность – больной ребенок, сын покойного изменщика-мужа… И в этой реальности меня даже покормить некому! Ловлю себя на мысли, что сегодня случится первая ночь в роли…няни…

Переодеваю малыша в чистый комбинезон, развожу молочную смесь и принимаюсь за кормление. Ваня ест вяло, кашляет, хрипит, злится… Прижимаю малыша к груди и принимаюсь медленно расхаживать по палате. Похоже, ночь сегодня будет «веселой». Интересно, это со всеми малышами так? Ванюшка засыпает, пригревшись и беззащитно сложив перед собой ручки… Маленький, пухлый и… замечательный. И почему я его так боялась? Допиваю смесь Вани, радуясь незатейливому ужину. Пока малыш спит, принимаю душ. На цыпочках возвращаюсь в палату и склоняюсь над люлькой со спящим малышом. Прислушиваюсь к его дыханию, утопая в водовороте чувств. В нем волнение, нежность, забота, обида на его родителей… Все смешалось в странный коктейль. Он струится по венам, заставляя сердце больно сжиматься и толкать ребра, напоминая мне о том, что я живая… Почти не раздумывая, забираю Ваню из люльки и кладу с собой… Так мне спокойнее…

Утро врывается в нашу маленькую уютную палату голосами, звуками, стуком падающих на подоконник капель дождя… Ваня спокойно спит под моим боком, посасывая пустышку… Раскладываю по полочкам события прошедшей ночи, невольно наполняясь уверенностью. Ты справилась, Софья Васильевна… Так что с ярлыком плохой няни стоит повременить. Я воспользовалась больничным ингалятором и всего один раз покормила Ваню. А потом мы сладко заснули под умиротворяющий шум дождя…

Утро в детском отделении не многим отличается от утра в нашей «травме». Сбор анализов, осмотр врача, завтрак, к слову, очень вкусный, процедуры… К одиннадцати часам я ощущаю себя умирающим лебедем, не иначе! Ложусь на кровать, по привычке пристраивая малыша возле бока, и закрываю глаза. Может, удастся заснуть? Ваня рассматривает мое лицо и взмахивает ручками, пытаясь коснуться… Ловлю его крохотные пальчики и невольно улыбаюсь. Наше умиротворенное уединение нарушает осторожный стук в дверь…

– Да, входите, – приподнимаюсь на локтях, ожидая увидеть врача.

– Привет, Сонька, – в проеме мелькает голова Арзамасова. – Я тебе поесть принес. Бульон и вареную картошку.

– Толечка, спасибо огромное, – присаживаюсь на краешке кровати и беру Ваню в руки.

Толя удивленно рассматривает нас. Не понимаю, что в его взгляде? В нем столько чувств… Умиление, забота, сочувствие, любовь… У него даже взгляд темнеет и ноги, как будто врастают в пол.

– Хорошо смотритесь вместе, – хрипло шепчет он. – Сонь, мое предложение в силе… если ты…

– Толь, я не выспалась и устала. Пожалуйста… И есть хочу.

– Ладно, не буду… Но вопрос скоро встанет ребром! Как ты не понимаешь? За мальчиком придут из опеки, потому что… Потому… – стыдливо опускает глаза Толя.

Господи, что я в этом момент чувствую! Мне хочется сбежать куда подальше, чтобы защитить этого… чужого мне мальчика.

– Договаривай, – произношу сухо, нервно поглаживая маленького по спинке.

– Приходил следователь. Возбудили уголовное дело по факту исчезновения и убийства людей. Твой Барсов постарался – поднял начальство всех подразделений на уши. Они стали шевелиться, Сонь… Похоже, смерть Павла тоже будут расследовать… Что же ты молчишь, Сонь? – с опаской произносит Толя.

– И что с… опекой? Кто-то уже интересовался, где Ванечка?

– Конечно. А ты думала, пронесет? Из больницы мальчик сразу отправится в дом малютки. У Виктории не было других родственников, кроме Марины… О нем некому позаботится.

Перевожу взгляд на Ваню… Доверчивые глаза, пухлые ручки, касающиеся моей щеки. Мне его так жаль, но… Мне страшно до чертиков взваливать на себя такую ответственность, как опека. И… любви к малышу я не испытываю. Нежность, сострадание, заботу, но не любовь! Не понимаю, как приемные родители видят детей и сразу решаются на этот шаг?

– Прямо сразу… из больницы? – сухо произношу я.

– Извини, Сонь. Но… да. Так мне ответил представить органов опеки. То, что ты здесь с ним это… одолжение. По закону ты посторонний человек.

– А Вика? У следствия есть версия, кто ее убил?

– Предположительно представители фармкомпании. Очевидно, они хотели заполучить разработки Павла по улучшению препарата. Именно они и пропали. В его лаборатории их тоже не оказалось, даже черновиков.

– Что ты об этом думаешь? – продолжая гладить ребенка по спине, произношу я.

– Тебе надо выходить за меня замуж и усыновлять Ванечку. Вот что.

Глава 34

Софья.

Арзамасов приносит в палату не только новости… Тревога, волнение, ощущение неотвратимой опасности – чувства захлёстывают меня как ледяная волна. Сухо прощаюсь с Толей, сделав вид, что судьба Вани мне безразлична. Малыш засыпает на моей груди. Сжимает пухлые ручонки под щекой и посасывает пустышку. Перекладываю мальчишку в люльку и разворачиваю пакеты, принесённые Толей. Жадно ем домашний бульон и вареную картошку с укропом, мысленно нахваливая умения Арзамасова готовить. Мою контейнеры в крошечной угловой раковине, украдкой поглядывая на Ваню – он спокойно спит, шевеля во сне губками…