Шрифт:
Закладка:
В течение трех дней небоскреб совершенно опустел. Колоколамцы ушли на старые места. Некоторое время оставалась еще милиция, но и она выехала.
Постепенно все оборудование чудесного небоскреба растащили по халупам. От здания остался только остов. Черные квадраты окон печально смотрели на дремучие леса и озера колоколамских окрестностей, и губернский город не отражался больше в окнах 25-го этажа.
— Не выношу трепа о загадочной русской душе, — только и сказал Остап. — Если человек оторвался от России на пару лет, ему нет дороги назад.
Глава 12.
Разговоры за чайным столом
Есть неумирающие темы, вечные, всегда волнующие человечество.
Например, наем дачи или обмен получулана без удобств в Черкизове на отдельную квартиру из трех комнат с газом в кольце "А" (телефон обязательно), или, скажем, проблема взаимоотношений главы учреждения со своей секретаршей, или покупка головки для примуса. Но поистине неумирающая тема — это "Отцы и дети".
В семье Ситниковых было три человека — папа, мама и сын.
Папа был опытный бухгалтер, мама — опытная домашняя хозяйка, а сын был опытный пионер.
Казалось бы, все хорошо.
И тем не менее ежедневно за вечерним чаем происходили семейные ссоры.
Разговор обычно начинал папа.
— Ну, что у вас нового в классе? — спрашивал он.
— Не в классе, а в группе, — отвечал сын. — Сколько раз я тебе говорил, папа, что класс — это реакционно-феодальное понятие.
— Хорошо, хорошо. Пусть группа. Что же учили в группе?
— Не учили, а прорабатывали. Пора бы, кажется, знать.
— Ладно, что же прорабатывали?
— Мы прорабатывали вопросы влияния лассальянства на зарождение реформизма.
— Вот как! Лассальянство? А задачи решали?
— Решали.
— Вот это молодцы! Какие же решали задачи? Небось трудные?
— Да нет, не очень. Задачи материалистической философии в свете задач, поставленных второй сессией Комакадемии совместно с пленумом общества аграрников-марксистов.
Папа отодвинул чай, протер очки полой пиджака и внимательно посмотрел на сына. Да нет, с виду как будто ничего. Мальчик как мальчик.
— Ну, а по-русскому языку что сейчас уч…, то есть прорабатываете?
— Последний раз коллективно зачитывали поэму "Звонче голос за конский волос".
— Про лошадку? — с надеждой спросил папа. — "Что ты ржешь, мой конь ретивый, что ты шейку опустил?"
— Про конский волос, — сухо повторил сын. — Неужели не слышал?
Гей, ребята, все в поля
Для охоты на
Коня!
Лейся, песня, взвейся, голос.
Рвите ценный конский волос!
— Первый раз слышу такую… м-м-м… странную поэму, — сказал папа. — Кто это написал?
— Аркадий Паровой.
— Вероятно, мальчик? Из вашей группы?
— Какой там мальчик!.. Стыдно тебе, папа. А еще старый член профсоюза…
— Не знаешь Парового! Это знаменитый поэт. Мы недавно даже сочинение писали — "Влияние творчества Парового на западную литературу".
— А тебе не кажется, — осторожно спросил папа, — что в творчестве этого товарища Парового как-то мало поэтического чувства?
— Почему мало? Достаточно ясно выпячены вопросы сбора ненужного коню волоса для использования его в матрацной промышленности.
— Ненужного?
— Абсолютно ненужного.
— А конские уши вы не предполагаете собирать? — закричал папа дребезжащим голосом. — Поэзия!.. "Гей, ребята, выйдем в поле, с корнем вырвем конский хвост!"
— "Рвите ценный конский волос", — снисходительно поправил сын.
— Да не все ли равно?! "Лейся, взвейся, конский голос!" Вы Пушкина читали?! Лермонтова?! Фета?! Кто написал "Мертвые души"? Не знаешь? Гоголь написал. Гоголь!
— Вконец разложившийся и реакционно настроенный мелкий мистик… — процедил мальчик.
— Два с минусом! — ударил по столу кулаком папа. — Читать надо Гоголя, учить надо Гоголя, а прорабатывать будешь в Комакадемии лет через десять. Ну-с, расскажите мне, Ситников Николай, про Нью-Йорк.
— Тут наиболее резко, чем где бы то ни было, — запел Коля, — выявляются капиталистические противоре…
— Это я сам знаю. Ты мне расскажи, на берегу какого океана стоит Нью-Йорк?
Сын молчал.
— Сколько там населения?
— Не знаю.
— Где протекает река Ориноко?
— Не знаю.
— Кто была Екатерина Вторая?
— Продукт.
— Как продукт?
— Я сейчас вспомню. Мы прорабатывали… Ага! Продукт эпохи нарастающего влияния торгового капита…
— Ты скажи, кем она была? Должность какую занимала?
— Этого мы не прорабатывали.
— Ах, так! А каковы признаки делимости на три?
— Вы кушайте, — сказала сердобольная мама. — Вечно у них эти споры.
— Нет, пусть он мне скажет, что такое полуостров, — кипятился папа. — Пусть скажет, что такое Куро-Сиво? Пусть скажет, что за продукт был Генрих Птицелов?
— Да ешьте же, ешьте, — чуть не плакала мама. — Вечно у них эти споры.
Папа долго хмыкал, пожимал плечами и что-то гневно шептал себе под нос. Потом собрался с силами и снова подступил к загадочному ребенку.
— Ну, а как вы отдыхаете, веселитесь? Чем вы развлекались в последнее время?
— Мы не развлекались. Некогда было.
— Что же вы делали?
— Мы боролись.
Папа оживился.
— Вот это мне нравится. Помню, я сам в детстве увлекался. Браруле, тур-де-тет, захват головы в партере. Это очень полезно. Чудная штука — французская борьба.
— Почему французская?
— А какая же?
— Обыкновенная борьба. Принципиальная.
— С кем же вы боролись? — спросил папа упавшим голосом.
— С лебедевщиной.
— Что это за лебедевщина такая? Кто это Лебедев?
— Один наш мальчик.
— Он что, мальчик плохого поведения? Шалун?
— Ужасного поведения, папа! Он повторил целый ряд деборинских ошибок в оценке махизма, махаевщины и механицизма.
— Это какой-то кошмар!
— Конечно, кошмар. Мы уже две недели только этим и занимаемся. Все силы отдали на борьбу. Вчера был политаврал.
Папа схватился за голову.
— Сколько же ему лет?
— Кому, Лебедеву? Да, немолод. Ему лет восемь.
— Восемь лет мальчику, и вы с ним боретесь?
— А как по-твоему? Проявлять оппортунизм? Смазывать вопрос?
Негромкий, но уверенный стук в дверь и голос хозяйки: "Пожалуйте, Остап Ибрагимович, к чаю!" — спора не прекратили.
— Вот, товарищ Бендер, полюбуйтесь! — кричал Ситников-старший. — Это же верхоглядство, схематизм, начетничество, шельмование, наконец! Поэму какого-то Паровозова прорабатывают: "Гей, ребята, на охоту, надрывайте конский голос"! Мальчишку восьмилетнего махновцем обьявляют, а где находится Нью-Йорк не знают! Невероятно!
На стене висела средних размеров географическая карта Европы. Взгляд Бендера скользнул по Средиземному морю, рука легла на плечо мальчика:
— Видишь ли, товарищ Коля, как писал товарищ Маркс, мировой революции без знания географии не сваришь.
— В каком томе? — сразу же поинтересовался опытный пионер.
— Писал, писал, мой юный ортодокс. В четвертом классе гимназии, до того как взялся за
