— Что-то у меня в последнее время поясница поламывает, — продолжала жена. — Хорошо бы порошки достать, только нигде их сейчас нет.

— Поламывает? — встрепенулся писатель. — А вот мы сейчас тебе пропишем твои порошки.

Ошейников вытер пот и, чувствуя прилив творческих сил, продолжал писать:

"В толпе зрителей мелькает знаменитое на всем полуострове пенсне нашего любимого заведующего здравотделом… портфелем благородного мышиного…"

С кухни доносился запах супа. Это был запах лавровых венков.

Через четверть часа глава была готова. Среди оказавшихся на полуострове руководящих работников были упомянуты все — и директор лучшего театра, и администратор кино "Тарас Бульба", и начальник отделения милиции, и даже заведующий пожарным отделом ("…чей полный отваги взгляд… с брезентовым портфелем…").

Заведующего писатель вставил на случай пожара.

— Будет лучше тушить, — сладострастно объяснил он, — энергичнее, чем у других.

Супруга окинула написанное быстрым взглядом и вдруг нахмурилась.

— Ну, ну… А делать ремонт, проводить телефон, разбираться с соседями ты собственнолично собираешься?

— Н-нет… А что? Кого забыл? — забеспокоился Ошейников.

— Управдома! Остапа Ибрагимовича. Как хочешь, но всунь. Кстати, мы недавно беседовали. Очень милый человек. Тобой интересовался. Хорошо бы сойтись покороче. Давай я его завтра и приглашу? Как будто из-за выключателя в ванной.

За столом Остап живо обсуждал с хозяевами литературные и окололитературные новости, искренне хохотал над дураком-редактором и горячо благодарил за предложение обессмертить свое имя в романе.

— Только вот что! — радостно закричал Остап. — Давайте под псевдонимом!

— Давайте! — радостно поддержал Ошейников.

— Средиземский Аполлинарий Спиридонович! — заорал Бендер и бросил на стол "Историю дипломатии". — Вот, кстати, и книжечка ваша, — он понизил голос. — Жильцы видели, как вы обронили: попросили вернуть.

— Да-да, точно, моя книжечка, спасибо, — обрадовался Ошейников, поглаживая дорогой переплет. — Больших денег стоит. Вот и зазорчик от нее на книжной полке остался…

Солидная старорежимная книга упорно не хотела влазить в древтрестовскую полку, рассчитанную разве что на "Карманную библиотечку фабричнозаводского активиста".

— Пардон, — Бендер перехватил плутоватую руку романиста. — Обмишурился впотьмах. А ваша-то книга — это "Новейший справочник управдома". Если позволите, оставлю себе почитать.

— Конечно, конечно, — промямлил Ошейников. — А Средиземский — это хорошо. Экзотическая фамилия…

Глава заканчивалась словами: "Вот стоит на мысу, мужественно зажав под мышкой экзотический жирафий портфель дорогой наш управдом Апполинарий Средиземский, ища глазами вражеские пироги. Полуостров может спать спокойно".

Мореплаватель и плотник

Неслыханый кризис, как леденящий все живое антициклон, пронесся над Колоколамском. Из немногочисленных лавочек и с базарных лотков совершенно исчезла кожа. Исчез хром, исчезло шевро, иссякли даже запасы подошвы.

В течение целой недели колоколамцы недоумевали. Когда же, в довершение несчастья, с рынка исчез брезент, они окончательно приуныли.

К счастью, причины кризиса скоро разъяснились. Разъяснились они на празднике, данном в честь председателя общества "Геть рукопожатие" гражданина Долой-Вышневецкого по поводу пятилетнего его служения делу изжития рукопожатий.

Торжество открылось в лучшем городском помещении — анкетном зале курсов декламации и пения. Один за другим по красному коврику всходили на эстраду представители городских организаций, произносили приветственные речи и вручали юбиляру подарки.

Приветственные речи были горячи, и ораторы щедро рассыпали сравнения. Долой-Вышневецкого сравнивали с могучим дубом, с ценным сосудом, содержащим в себе кипучую энергию, и с паровозом, который бодро шагает к намеченной цели.

Шесть сотрудников общества "Геть рукопожатие" преподнесли любимому начальнику шесть шевровых портфелей огненного цвета с чемоданными ремнями и ручками.

Дружественное общество "Геть неграмотность" в лице председателя Баллюстрадникова одарило взволнованного юбиляра двенадцатью хромовыми портфелями крокодильей выделки.

Юбиляр кланялся и благодарил. Оркестр мандолинистов беспрерывно исполнял туш.

Начальник милиции Отмежуев, молодецки хрипя, отрапортовал приветствие и выдал герою четыре брезентовых портфеля с мечами и бантами.

Не ударил лицом в грязь и брандмайор Огоньцов-Огольцов. Ему, правда, не повезло. Он спохватился поздно, когда кожи уже не было. Но из этого испытания брандмайор вышел победителем: он разрезал большой шланг и соорудил из него бесподобный резиновый портфель. Это был лучший из портфелей. Он так растягивался, что мог вместить все текущие дела и архивы большого учреждения.

Долой-Вышневецкий плакал.

Речь председателя лжеартели "Личтруд" Подлинника, выступившего от имени городской торговли и промышленности, надолго еще останется в памяти колоколамцев. Даже через тысячу лет речь Подлинника наряду с речами Цицерона и Плевако будет почитаться образцом ораторского искусства.

Тут было все: и "стояние на посту", и "высоко держа", и "счастье совместной работы", и "блестящая инициатива, так способствовавшая".

— Вы! — воскликнул Подлинник, тыча указательным пальцем в юбиляра. — Вы — жрец науки, мученик идеи, великой идеи отмены рукопожатий в нашем городе! Вот я плачу перед вами!

Подлинник сделал попытку заплакать, но это ему не удалось.

— Я глухо рыдаю! — закричал он.

И сделал знак рукой.

Немедленно распахнулась дверь и по боковому проходу в залу вкатилась тачка, увитая хвоей. Она была доверху нагружена коллекционными портфелями.

— Я не могу говорить! — проблеял Подлинник.

И, захватив в руку груду портфелей, ловко стал метать их в юбиляра, дружелюбно покрикивая:

— Вы академик! Вы герой! Вы мореплаватель! Вы плотник! Я не умею говорить! Горько! Горько!

Он сделал попытку поцеловать юбиляра, но это было невозможно. Долой-Вышневецкий по самое горло был засыпан портфелями, и к нему нельзя было подобраться.

Такого юбилея Колоколамск еще никогда не видал.

На другой день утром по городу прошел слух, что кожа наконец-то появилась в продаже. Где появилась кожа, еще никто не знал, но взволнованные граждане на всякий случай наводнили улицы города. К полудню все бежали к рынку.

У мясных рядов вилась длинная очередь. Перед нею под большим зонтом мирно сидел академик, герой, мореплаватель и плотник Долой-Вышневецкий. Пять лет посвятил он великому делу истребления рукопожатий в пределах города Колоколамска, а первый день шестого года отдал торговле плодами своей работы. Он продавал портфели. Они были аккуратно рассортированы с обозначением цены на каждом из них.

— А вот кому хорошие портфели! — зазывал юбиляр. — А вот кому кожа на штиблеты, на сапоги, на дамские лодочки! Ремни на упряжь! Есть портфели бронированные, крокодиловые, резиновые! Лучший оригинальный забавный подарок детям на пасху — мечи и банты! А вот кому мечи и банты на детские игрушки!

Стоптавшие обувь колоколамцы торопливо раскупали портфели и сейчас же относили их к сапожникам.

Гражданин Подлинник, горько улыбаясь, приторговывал шевровый портфель на туфли жене.

— Я не оратор! — говорил он. — Но десять рублей за этот портфель, с ума сойти! Тоже мореплаватель!

— У нас без торгу! — отвечал мореплаватель и плотник. — А вот кому портфели бронированные, крокодиловые, резиновые! На сапоги! На дамские лодочки!

Торговал он и на другой день. Еще несколько месяцев Долой-Вышневецкий по совместительству руководил обществом "Геть