Шрифт:
Закладка:
Глава 9
Утром я, вопреки опасениям, был совершенно спокоен и собран. От вчерашней истерики не осталось и следа. Смысл убиваться по погибшей девчонке? Ей уже не поможешь. Единственное, что я могу для нее сделать, это постараться выжить и отомстить. Отомстить всем! Шварцу, с его бесчеловечной фабрикой смерти, этому трусливому подонку Крабу (по справедивому счету, именно он убил её, и не важно, кто нанес смертельный удар). И, только, пожалуй, Качан, который, собственно, и нанес его, не вызывал у меня негативных чувств. По большому счету, он - такая же жертва обстоятельств. И повел себя куда лучше других. Честнее.
А чем же заняться мне самому в таком случае? А нужно сколотить группу единомышленников (пока ещё есть из кого), с которыми и попытаться подготовить побег. Ибо, бежать в одиночку, я уже четко вижу - невозможно. Слишком продумана система охраны. Слишком много надзирателей и часовых. Одиночка обречен. (Особенно, если на нем висит якорь в виде девицы, которую тоже нужно спасать.) А вот если всем вместе попробовать... Тут уже варианты появляются. Тем более, что и примерный круг участников мне ясен. Эта та же пятерка, что вчера за Наву заступалась.
Начать я решил с Греки. И парень мне симпатичен, и какая-никакая откровенность между нами в диалоге уже проскальзывала. Думаю, с ним вполне можно иметь дело.
Егор отнесся к моим словам неожиданно серьёзно. Видать и сам не раз размышлял о чём-то подобном.
– Добровольцев звать нельзя. Сдадут. Даже эта Скотинина, что за ради брата старается, все равно... Для нее главное не свобода, а именно запас инсулина для брата. Сдаст.
– Возможно, - соглашаюсь я. - Но и тем, кого за провинности в гладиаторы на утилизацию списали, я тоже не доверяю. Они, хоть, и в рабов превратились, всё равно им свои. Так что Фрик, Гера или Курок тоже нам не подходят. Тем более, что там и народ не особо-то.
– Вот именно. Значит эти трое - минус. Да четверо добровольцев ещё. Мосол, Браза, Скотинина и цыган этот... Итого семь человек. Ровно половина.
– Я предлагаю с той пятерки начать, что вчера ару на место ставила. Давай сейчас разделимся. Я пойду с Арбузом поговорю, а ты с девчонкой этой - Серафимой. Сразу всё не вываливай. Просто подойди и мягко разговори. Ты - парень, сообразишь что сказать.
– Разберёмся. Давай расходимся. Чтоб охранники чего не подумали, нам действительно лучше больше чем по двое не скапливаться. Итак, вон, на нас уже косятся.
И мы разошлись. Я действительно отправился к Арбузу. Парень понравился мне ещё вчера своей смелостью и готовностью к бунту. Как он кричал в окошко-то! Явно за девчонку переживал.
Разговорить Арбуза, пусть и не без труда, но мне удалось. И не последнюю роль в этом сыграли события последнего дня. Думаю, подойди я к нему в свой первый день (как к Кадетскому Блюзу подходил), то и реакция была бы схожая. А тут вчерашнее совместное выступление против Бразы, да ещё и крики во время выступления (он, оказывается, тоже меня слышал, что, в принципе, немудрено. Между нами всего один домик с Курком только). В общем, точки соприкосновения были найдены.
А дальше уже дело техники. Умение активного слушания у меня развито на отлично. Кто-то скажет, что это заветы Карнеги: "давать больше говорить собеседнику о самом себе", "стимулировать его горячность легким недоверием" и так далее, но для меня это просто уважение к собеседнику. Так что темы для разговора мы нашли. Я рассказал ему как обстоят дела у нас на севере. У меня в Малиновке, у Князя в Введенке, у Севера, у Старика. Арбуз же, в ответ, рассказал об их Южном альянсе. Ибо, в отличии от Греки, который только назвался Увальцем, Арбуз был им на самом деле.
И главный интерес у меня вызвал не сам Арбуз (ну что там особо интересного-то? Мальчишка как мальчишка), а их лидер. Губер. Вот уж поистине эпическая личность! Как бы нашего Князя не покруче даже.
Начнем с того, что он вполне себе взрослый 35-летний мужик не заболел, как все остальные, 3-4 февраля. И не умер вместе со всеми остальными. (Тогда уже было известно, что инкубационный период у вируса две недели. И, если, термальная стадия началась 3 февраля, значит заражен весь город Курган был еще 20-21 января. Просто до поры до времени это было не видно) А Губер в это время находился где-то далеко на крайнем севере. На каких-то буровых. В отрыве от цивилизации. И в Курган вернулся (и заразился, соответственно) только первого числа. Перед самым началом.
Схоронив жену и уже большенькую дочку он не впал в отчаянье и не наложил на себя руки. Он, понимая, что остался чуть ли не единственным взрослым человеком во всем городе, взялся спасать детей. Самых маленьких и постарше. В те, самые первые дни, он не спал совсем. С покрасневшими глазами он мотался по всему Увалу, вскрывал дома и квартиры, и спасал, спасал и спасал детишек. Он сумел возглавить остатки курсантов в погран-институте, найти, сплотить и организовать старших ребятишек со всего Увала, начать вылазки в город, в Сельхоз-академию, и... Свалился-таки в горячке. Местная корона добралась таки и до него. Две недели, отпущенные ей, прошли, и он умирал.
Но его анклав, который он сумел за эти десять дней создать, воспротивился этому всей душой. Он стал их знаменем, их вождем, за которым они шли. Он единственный взрослый, который действительно ЗНАЛ что делать. Недаром самых маленьких (до трех лет) в его анклаве было больше, чем где бы то ни было в городе.
Ему не дали умереть. Все выжившие к тому времени детишки уже имели иммунитет и то же самое переливание крови, которым так злоупотребляли цыгане, сработало и тут. Разумеется, тут досуха никого не откачивали. Но когда из нескольких сотен детей каждый хочет поделиться своей кровью, чтоб спасти обожаемого лидера, то можно даже конкурс проводить кто сто грамм сдаст. И все равно получить ее столько, что в итоге вся кровь в его организме окажется замененной. Уж одного-то человека пара тысяч детишек вполне может вытянуть, особо не напрягаясь.
Они отстояли его! А он стал кровным братом, отцом, дядей, называйте как хотите, доброй четверти своих подопечных. И это только упрочило их ряды.
– А почему Губер-то? - задал я глупый вопрос. - Правда, губернатор, что ли? Или фамилия Губерниев? - вспомнил я