– Давай заедем к твоим бабушке с дедушкой. Покажем иностранцу, что осталось от их дома, – предложил я нашему водителю Виктору.

В апреле вместе с Алексеем Жигулиным и бойцами из республиканского подразделения мы вывезли отсюда стариков, которые прятались в подвале 16-этажного дома из красного кирпича. В это здание было более сотни попаданий, но оно выстояло. Остальные некогда жилые дома сгорели – черные, с обрушившимися подъездами, они теперь дожидаются дня, когда их снесут, так как восстановлению не подлежат.

Мы припарковались на площадке перед домом. Сейчас здесь тихо и спокойно, но в тот день артиллерия гремела и свистели снаряды – шли бои в районе «Азовстали», до которой здесь рукой подать. У входа в подвал лежали две собаки с клипсами на ушах. Обе замызганные, брошенные. Лежали рядом с веревкой, на которой висели оставленные вещи. Людей здесь больше нет. В этом районе не осталось никого. Вход в подвал, где прятались местные, теперь закрыт. На двери написано «Здесь живут». По всему городу такие надписи можно встретить повсеместно. Зачастую это прошитые осколкам металлические ворота. Дверь в подвал была неповрежденной, но едва висела на петлях. Внутрь не стали соваться, зато поднялись в квартиру в соседнем доме.

Лестничные пролеты уцелели и выглядели вполне безопасными. С квартирами все куда хуже. Большинство выгорели. Все, что осталось, – голые стены. Будто здесь и не было никаких вещей. На полу валялись японский сервиз и декоративный слоник, который рассыпался, когда Виктор взял его в руки. Сюда он приезжал к своим бабушке и дедушке на летние каникулы, ходил в дом из красного кирпича в компьютерный клуб, а теперь стоял на проржавевших пружинах, оставшихся от кровати его стариков посреди уничтоженной квартиры.

– Пока сам не увидишь, не поймешь, – произнес Виктор.

Это был его первый визит в военный Мариуполь. Одно дело – ужаснуться от увиденного, но совершенно иные эмоции испытываешь, когда видишь уничтоженным то, что когда-то было родным, а теперь представляет собой пепелище.

Следующая точка – печально известный драматический театр. Для иностранца это важное место, так как в западных медиа это место было одним из самых обсуждаемых, когда Мариуполь был под контролем украинских боевиков. Поэтому итальянцу нужно было показать театр, точнее руины, которые остались после него. Даниэле же было интересно увидеть раздачу гуманитарной помощи от Красного Креста. Я рассказал, что снимал, как на площади перед театром международные волонтеры передавали местным коробки с продуктами, после чего итальянец оживился и с особым интересом захотел попасть к драмтеатру.

Зашли в холл с огромными зеркалами. То, что можно было убрать, исчезло еще в конце мая. Теперь можно было передвигаться по театру совершенно спокойно, а не перепрыгивать через груды раздробленных кирпичей и прочего мусора. Даже характерный запах пропал. Завалы разобрали, тела достали.

От концертного зала остались одни воспоминания. Сцена уничтожена, зрительских мест не стало. Показал Даниэле часть сложившейся крыши. На этом остатке все еще держалась некогда шикарная люстра. Иностранец не осмеливался подойти ближе. Стоял в коридоре у стены. Незаметно подошел седой старичок интеллигентного вида. На нем была бежевая хлопковая рубашка с коротким рукавом, такие же штаны и в цвет туфли. Он выглядел опрятно. В этих обстоятельствах поддерживать такой вид крайне сложно. Но мариупольцы каким-то образом умудряются это делать.

Мужчина делал снимки на свой телефон. Фотографировал лестницы, коридоры, сцену.

– А на этой стене висели мои фотографии, – сказал он между делом.

Не сказав больше ни слова, пошел дальше. После он поднялся на второй этаж. Там мы с ним разговорились. Это оказалась своего рода местная знаменитость – фотохудожник Борис Дембицкий. У него богатый опыт в фотожурналистике, когда-то давно он работал даже на ТАСС. В советские времена снимал рабочих на местных металлургических предприятиях, на «Азовстали» в том числе. Борис стал перечислять фамилии фотокоров, с которыми был знаком по своей деятельности. Среди них узнал только Александра Виткова, директора донецкого музея фотожурналистики.

– А, значит, вы из Донецка, – резюмировал Дембицкий.

После этого мужчина будто охладел. До этого он словно хотел выговориться, рассказывал о том, что его дом на улице Артема (мужчина именно это название озвучил, а не Куинджи, которое дали украинские власти). Вспоминал о том, как чудом выжил во время обстрелов. Теперь он живет в башне в самом центре Мариуполя, фотографирует местных на документы. Это единственный заработок, который есть у Дембицкого сейчас. Но тот факт, что мы из Донецка, будто выстроил стену между нами.

– У меня двадцать шестого февраля должна была открыться выставка тут недалеко, в выставочном центре, – с укором сказал фотохудожник.

После я узнал в чем дело. Война разделила фотосообщество. Некогда коллеги после начала боевых действий в 2014 году предпочитали не общаться из-за различий в политических взглядах. Об этом я узнал от Виткова, который и рассказал мне о том, что Дембицкий критически высказывался в отношении снимков с парада Победы в Донецке. Кадры с детьми в советской форме на майских торжествах и вовсе вызывали раздражение у мариупольского фотохудожника. После этого было уже не удивительно, что Дембицкий высказывался критически о восстановлении города российскими специалистами. Но он так же, как и остальные мариупольцы, переживает по поводу грядущей зимы.

Он вышел вместе с нами из здания разрушенного драматического театра, натянуто пожелал нам удачи и сел в свою старенькую иномарку. Обратил внимание на то, что автомобиль был без характерных отметин на корпусе. Большое количество гражданского транспорта если не было уничтожено, то пострадало от осколков. А эта хоть и старенькая, но в остальном целая. Она очень подходила этому седому интеллигентному старичку, который так же, как и его автомобиль, не был визуально похож на человека, прошедшего через боевые действия.

После мы заехали еще на несколько распиаренных СМИ точек Мариуполя: роддом, который западные медиа использовали для демонизации союзных сил, «Метро», где люди до сих пор продолжают получать помощь, устраиваются на работу и заряжают свои гаджеты, стадион «Ильичевец», который готовили к субботнему собранию политиков. Но ничего стоящего рассказа больше не попадалось. На обратном пути обсуждали с итальянцем работу СМИ и «иную точку зрения» на конфликт в Донбассе. За окном мелькали рабочие в жилетах, снимающие слой асфальта, мимо проезжали военные автомобили, а на обочинах виднелись красные таблички, предупреждающие о минах. Мы возвращались из Мариуполя, где все так же безопаснее, чем в Донецке, который на тот момент находился под обстрелом украинской армии.