ввел в нем строгий aфонский устав и своею добродетельною жизнью столько прославился в окрестности, что народ толпами устремлялся па пустынный остров: то помолиться Спасу и от избытков своих снести милостыню на устройство обители и на содержание пустынной братии, то посоветоваться с прозорливым и учительным старцем о душевном спасении и получить от него благословение, а многие и для того, чтобы принять иноческое пострижение и навсегда остаться в обители. Приходили и люди пожилые, чтобы на пустынном острове, как в тихой пристани, найти себе успокоение от треволнений и бурь житейских; приходили и юноши, желавшие оставить мир, пока он еще не приковал их к себе, и учиться иноческой жизни под руководством, мудрого и опытного наставника. Игумен Дионисий принимал с отеческою любовью и радушием всех, приходивших к нему, и старался удовлетворить их духовным нуждам».

Популярность спасо-кубенского старца во многом стала предвестницей, если угодно, белозерского старчества, когда на Сиверское и Бородавское озера к преподобным Кириллу, Ферапонту и Мартиниану Белозерским начали притекать многочисленные паломники и монашествующие в поисках молитвенного уединения, а также жизни строгой и аскетической.

О Дионисии Святогорце известно, что на Спас-Камень он пришел из Московского Богоявленского монастыря по воле великого князя Димитрия Ивановича Донского. После многолетних трудов в островной обители, где старец «изнурял тело свое бдением и постом, проходя узкий путь добродетели», он был рукоположен на Ростовскую архиепископию и в 1418 году покинул Спасо-Каменную обитель. Через семь лет святитель Ростовский и Ярославский Дионисий отошел ко Господу во время эпидемии моровой язвы.

В своей книге «Исторические сказания о жизни святых, подвизавшихся в Вологодской епархии, прославляемых всею Церковию и местно чтимых», вышедшей в Вологде в 1880 году, архимандрит Иоанн Вирюжский, описывая служение Дионисия Святогорца, рассказывает следующую историю: «В числе многих, приходивших в монастырь, является однажды молодой странник из Вологды, робко подходит к монахам, стоявшим в монастырских воротах, и низко кланяясь просит у них благословения. “Бог благословит тебя, чадо. Что тебе нужно?” – cпросили иноки. Молодой человек отвечал, что желает видеть игумена. “Хорошо”, – сказали добрые старцы и повели странника к блаженному игумену Дионисию. Припав к ногам настоятеля, молодой человек со слезами просил принять его в монастырь и удостоить иноческого пострижения. “Чадо, подумал ли ты о том, чем просишь? Знаешь ли, что это место весьма скорбно и требует подвигов? Ты еще молод и не перенести тебе всего”. Странник отвечал игумену: “Бог всем желает спасения, Он привел меня сюда; все, что прикажешь, готов я исполнять, сколько сил моих будет, только Бога ради не отвергай меня от себя”. Видя в молодом человеке такое усердие, игумен не стал более возражать и велел ему служить братии. Молодой послушник с таким усердием начал проходить возложенное на него послушание, что заслужил от всех одобрение и похвалу; сам игумен, провидя в нем доброго подвижника и избранника Божия, сократил для него время монастырского искуса и чрез несколько месяцев постриг в монашество, нарекши ему имя Александра вместо Алексея, и поручил его руководству опытного старца».

Далее в жизнеописании Александра говорится о том, что, будучи рукоположен в священный сан, он «решился оставить многолюдную обитель и, стремясь душею к незримым людьми подвигам, начал помышлять, как бы ему найти пустыню». Однажды, вернувшись в келью после Всенощной и совершив вечернее правило, иеромонах Александр, «взявши только самое необходимое, вышел из кельи и под покровом ночи никем незамеченный удалился из монастыря на северный берег озера и пошел искать себе безмолвного места для жительства».

Тут мы должны понимать, что уход из обители под покровом ночи кроме морально-этической и канонической составляющих был также осложнен и тем, что монастырь располагался на острове, и плавание во тьме по бурному и весьма коварному (как нам уже известно) Кубенскому озеру было мероприятием довольно опасным.

Однако все прошло успешно.

Этот эпизод впоследствии станет архетипическим для русской житийной литературы. Без благословения покидает Старое Симоново преподобный Кирилл Белозерский. Без благословения игумена Иринарха преподобный Елеазар покинет Спасо-Преображенский Соловецкий монастырь и обретет остров Анзер. И вновь без благословения теперь уже самого Елеазара под покровом темноты уйдет из Троицкого скита на острове Анзер монах Никон, будущий Патриарх Всероссийский. «Дал он (Никон) место старцеву гневу: сел в лодку и поплыл с неким крестьянином к берегу», – напишет патриарший ставрофор Иоанн Шушерин, – «море сделалось бурное, так что они едва не потонули и, потеряв путь, приплыли к острову, называемому Кий».

С точки зрения церковной этики данные поступки следует признать абсолютно недопустимым. В данном случае мы, безусловно, имеем дело с крайним проявлением суверенности и полной ответственности за свой путь и за свою судьбу по словам святого Макария Египетского – «как Бог свободен, так свободен и ты». Нахождение на грани своеволия и осознания абсолютной ценности личного духовного опыта при очевидном дерзновении самого поступка не отменяет совершенного доверия Божьему благословению и слезной молитве, идущей из глубины самого сердца – «Настави мя, Господи, на путь Твой (Псалом 85, стих 11) и исправи пред Тобою путь мой» (Псалом 5, стих 9).

Итак, оказавшись на берегу, иеромонах Александр удаляется на реку Сянжему (Сямжу) и строит здесь «убогую кущу». Однако вскоре об отшельнике узнают люди и начинают стекаться к нему. «Любитель безмолвия и смирения ужаснулся молвы и людской славы, и поспешил удалиться с избранного им места к берегам Кубенского озера, надеясь тут найти себе более пустынное и безмолвное место. Здесь, на устье речки Кушты, среди непроходимых болот, жил в то время преподобный Евфимий, подвизаясь в посте и молитве в совершенном уединении. Александр слыхал о нем еще в монастыре от братии и теперь, проходя по лесам для отыскания себе места жительства, нечаянно пришел к пустынной его келье», – читаем у отца Иоанна Вирюжского.

Так Александр оказывается на берегу Кушты, по названию которой он и войдет в историю Русской Фиваиды на Севере – преподобный Александр Куштский.

Некоторое время отшельники жили вместе, «проводя время в молитвах и духовных беседах, пользуя друг друга своими опытами и наблюдениями».

Читаем в житии преподобного Александра далее: «Ради уединения же он расстается с единоправным себе подвижником и просит преподобного Евфимия оставить его одного и перейти на Сянжему, если бы было возможно, он, кажется, рад был бы скрыться от самого себя, чтобы непрестанно молитвенно беседовать с Богом». И Евфимий уходит (в истории Русской Церкви он известен как преподобный Евфимий Сянжемский, постриженик Спасо-Каменного монастыря, умерший в 1470 году).

Интересно заметить, что приблизительно в эти же годы преподобный Ферапонт покидает своего друга, сокелейника и спостника Кирилла и уходит на Бородавское озеро.

Итак, что же означают эти своеобычные пересечения и расхождения, духовная близость и в то же время духовная разность, приватность