– Таблетки?

– Совсем немного. Только чтобы снять эту чертову боль, – она пытливо вглядывается ему в глаза. – Пожалуйста. Я правда больше не хочу этого. Не хочу стать Кузой. Не хочу повторить ее судьбу. Дай мне шанс. Всего один шанс.

Илия молчит. Это ожидание тянется, кажется, целую вечность.

– Я возьму с собой Эш.

– Я понимаю.

– Без тебя. Ты будешь ждать нас здесь.

– Ждать? – Молли пытается вспомнить потраченное на дорогу время. – Я не смогу.

– Придется.

– Ты не понимаешь, – она нервно заламывает руки. – Если я останусь одна. Если… Я не дождусь тебя. Я не вынесу этого. Пожалуйста. Я буду молчать. Эш ничего не поймет.

– Нет.

– Тогда оставь ее в доме. Закрой двери и…

– Молли.

– Не оставляй меня!

– Первый и последний раз, – сдается Илия.

– Спасибо.

– Иди в ялик и жди меня.

– Спасибо, – она идет по цветочной поляне, глядя себе под ноги. – Спасибо. Спасибо. Спасибо. Спасибо…

Глава сорок восьмая

Чистое, безоблачное небо за окнами ялика.

– Тебе лучше? – спрашивает Илия.

– Немного, – Молли лежит на заднем сиденье, вглядываясь сквозь панорамную крышу в голубую даль.

– Может быть, тогда и не стоит ехать в город?

– Это ненадолго, – Молли шмыгает носом. – Ты просто не знаешь, на что это похоже. Не знаешь, что это.

– И давно?

– Года три.

– После центрального парка?

– Почти.

– Из-за отца?

– Из-за всего, – Молли закрывает глаза. – Сначала рухнули надежды. Потом ушел Дорин. Ушел сразу, как только газеты линчевали меня за созданное. Отец умер, так и не ответив ни на одно мое послание. Может быть, нужно было встретиться с ним, но я не смогла. Ждала и ждала, когда все образуется, откладывала, а потом позвонил Кауфман и сказал, что отца больше нет. Хак пытался помочь мне. Поддержать. Но знаешь, иногда можно сказать тысячу слов, ни одно из которых так и не окажется нужным. И это не его вина. Просто я, наверное, не хотела его слушать. Ходила по улицам и вспоминала Дорина. Думала о нем. Надеялась, что он узнает. Придет. Мне казалось, что ему не нужны будут слова. Просто его присутствие. Просто осознание, что он где-то рядом. Со мной. Как раньше. Обнимает меня. Целует. Вытирает слезы с моих щек. Не жалеет меня, а просто… Просто… Глупо, наверное. Никто не верит в этом городе в любовь. Никто не верит, что люди могут подходить друг другу, дополнять друг друга, нуждаться друг в друге. Словно левая рука, которая моет правую, и наоборот. Никто ведь не думает об этом, пока не потеряет эту руку. Никто. Даже я. Знала, но не верила. Даже мои родители. Когда была жива мать. А глаза не врут. Я думала, что не врут. Бежала к Дорину и боялась своих чувств. Вспоминала его и не верила тому, что помню. «Мы – то, что вокруг нас», – так говорил отец, приучая меня ценить старые книги и чтить высших. И я пыталась, но потом Гликен убедил меня, что это не так. Показал мне. «Ты можешь быть одной из нас», – сказал он, и я почему-то поверила ему. Не сразу. После Кузы и Кауфмана. После того, как оказалась в этом городе. Узнала его. Приняла правила города. Стала его частью. Хотя, может быть, всегда и была. Просто жила не здесь. Даже Хак, – Молли улыбается, не открывая глаз. – С Хаком было тихо и спокойно. Если бы не Дорин, то я бы, наверное, никогда не решилась отпустить его. Как старые книги в библиотеке, которые хранил отец. Никто уже не читал их, но никто не решился бы выбросить. Такие устаревшие. Такие далекие от действительности. Они ничего не знают. Не хотят знать. Вино, сигареты с марихуаной. Хак никогда бы не стал частью этой жизни и никогда бы не понял, что я уже давно ее часть. Я смотрела ему в глаза и ненавидела себя за то, что обманываю его снова и снова. Словно ребенок, которого ты можешь предать, но не можешь бросить. Твой ребенок. К которому можно прижаться, горюя о чем-то. Но которому никогда не сможешь объяснить причину своих печалей. Даже если он вырастет. Неважно. Он все равно останется твоим ребенком. Поэтому я искала Дорина. Обижалась за то, что он ушел, но искала. Искала, пока не умер отец. После что-то сломалось. «Ты же умная девочка, – сказала Куза. – Сама понимаешь, что любовь – это миф». Тогда и появился перкодан. В отчаянии и боли. Не ради будущего, а ради того, чтобы сбежать от прошлого, в котором осталось все, во что я верила. Все, что любила. А здесь… Здесь уже ничего не было.

Глава сорок девятая

Молли стоит в кабинете доктора Кусума и слушает оживленные голоса за дверью.

– Он даст мне перкодан? – спрашивает она Илию.

– Не знаю, – он устало закрывает руками глаза. Слышит, как щелкают электронные замки. – Что это? – дергает дверную ручку. – Нас что, заперли? – оборачивается. Смотрит на Молли.

Она пожимает плечами.

– Эй! – Илия стучит в дверь. – Ну и в историю ты меня втянула!

– Может, он ушел за таблетками?

– За таблетками? – он снова оборачивается. – Но закрывать-то нас зачем?!

– Не знаю, – Молли чувствует, как кровь из прокушенных губ начинает заполнять рот. – Думаешь, он оставит нас здесь на ночь?

– На ночь?! – Илия вздрагивает. – Эш!

– Что?

– Не ты. Моя дочь, – он снова стучит в дверь. – Эй! Я не могу остаться. У меня ребенок один! Кто-нибудь! – его крики пугают Молли. Провести здесь ночь. Целую ночь.

– Эй! – она бросается к двери. Стучит в нее вместе с Илией. – Выпустите нас отсюда! Слышите?! Мне в туалет надо! Черт! Кто-нибудь!

От ударов начинает болеть ладонь.

– Да что же… – Илия вздрагивает.

Телефонный звонок перекрывает шум. Он снимает трубку. Смотрит на Молли.

– Что все это значит?! – кричит кому-то.

– Что? – Молли неосознанно снова начинает кусать губы. – Что они сказали?

– Сказали, что твои таблетки лежат в столе.

– В столе? – Молли роется в ящиках, пытаясь унять дрожь. – А дверь?

– Что дверь?

– Они откроют ее?

– Не знаю, – Илия смотрит, как она запивает две таблетки. Возвращается к двери. – Черт! Кусум!

Тишина.

– Кусум!

– Тебе помочь? – спрашивает Молли.

– Чем?!

– Не знаю, можно сказать, что мне стало плохо.

– Эй! У меня дочь одна! Слышите?!

– Идиоты! – устало говорит Молли. Время растягивается. Замедляется. Что делать? Что можно сделать? Что нужно сделать? – Нам ведь ее не выбить? – спрашивает она Илию.

– Нет.

– Ну и черт тогда с ней.

– Что?! – Илия оборачивается, сверкая негодующим взглядом.

– Мы ведь все равно ничего не сможем сделать, – Молли улыбается ему. Черные зрачки в голубых глазах сжимаются до размеров игольного кончика. – Расслабься.

– Я не могу.

– Ничего не изменить, – она берет его за руку. – Сядь.

– Зачем?

– Не знаю.

– Черт! – Илия снова начинает стучать в дверь.

– Твоя дочь уже взрослая, – Молли прижимается к его спине. – Ничего с ней не случится за одну ночь.

– Да что ты понимаешь?!

– Немного… – ее прерывистое дыхание обжигает его затылок. – Но сейчас можно только ждать, – она гладит руками его грудь. – Сядь на диван.

– Зачем?

– Тебе нужно успокоиться, –