Шрифт:
Закладка:
– Да мы рады вам помочь.
– Правда? – оживился следователь. – Тогда у меня, господин Головко, будет к вам несколько вопросов. Очень попрошу вас остаться, а остальные свободны, – кивнул следователь Яне.
Тон Петра Ивановича не предвещал ничего хорошего.
Глава десятая
Яна на такси доехала до дома Мотова. Дверь ей открыла уборщица, которая без особой охоты впустила Цветкову в квартиру. У Яны были ключи, которые дал ей Мотов, но ей было как-то неудобно ковыряться в незнакомом замке, и она позвонила в дверь.
Яна процокала каблучками по мозаичному паркету, проходя одну анфиладу полупустых комнат за другой, в поисках хозяина. Свет при ее появлении зажигался автоматически при помощи датчика движения.
Вскоре она оказалась на огромной кухне.
«Захочешь незаметно ночью пробраться к холодильнику и полакомиться колбаской, и не получится. Вся прислуга узнает об этом», – почему-то подумала Яна, хотя так сама никогда не делала.
Яна ужасно проголодалась. Она хоть и была необыкновенно изящна, поесть любила от души. На ее прекрасной фигуре это никоим образом не отражалось, что приводило ее подруг и знакомых в унылый транс. Цветкова понятия не имела, что такое диета – ела всё подряд и радовалась жизни.
Яна открыла огромный холодильник и печально вздохнула. Холодильник был абсолютно пуст, только на второй полке стояла коробка с шампанским, на которое Яна даже смотреть не могла.
Она на всякий случай, на предмет нахождения печенья, чая и сухариков, проверила все шкафчики и полки, но не нашла даже пачки соли.
Сил идти в магазин у нее не было, поэтому она решила покориться судьбе.
Яна вернулась в комнату, которая могла считаться гостиной, скинула сапоги и верхнюю одежду на пол и свернулась калачиком на диване, дотянувшись до пульта и включив телевизор. Шло музыкальное шоу. Яна смотрела на мелькающие лица и красочные наряды, пыталась понять, что за мелодии звучат из динамиков.
Неожиданно рядом с ней мелькнула мужская фигура, сердце Яны рухнуло вниз. Она аж подскочила на диване.
– Господи, Тима! Как ты меня напугал! – воскликнула Яна, узнав хозяина дома. – Тебя выпустили?
– Как видишь. Дом, милый дом! – умильно посмотрел он по сторонам.
Выглядел Тимофей неважно. Лохматый, нечёсаный, лицо помято, фингал под правым глазом, припухшая верхняя губа. На нем было что-то, напоминающее половую тряпку. Шарф свисал с шеи так, словно сам хозяин шарфа уже где-то успел повеситься на нем.
Он, держа в руке бутылку шампанского, плюхнулся в кресло, быстро откупорил, молча предложил Яне и, получив вежливый отказ, присосался к бутылке, словно путник в пустыне к прохладному источнику. Затем, элегантно отрыгнув, улыбнулся Яне.
– Рад, что ты здесь. С тобой как-то веселее. Видишь – отпустили. Вина моя недостаточно доказана, чтобы держать в изоляторе, но Санкт-Петербург покидать нельзя. Дал подписку. – Он снова приложился к горлышку. – Да-а… история… Влипли мы с тобой. Второй трупец спас меня. Ясно, что пока я сидел, то никого убить не мог. Но маньяк, по-видимому, еще на свободе, а это не радует…
– У меня всё сложнее. Шило поменялось на мыло. Тебя выпустили, а отца моего задержали. Опять не слава богу.
– Твоего отца? А его-то за что? – не понял Тимофей, и тронул саднящий бланш под глазом. – Болит, чёрт…
И Яне пришлось рассказать о том, что случилось, пока он отсиживался на нарах.
– Какого дьявола ты опять попёрлась в лес?! Ну, ты и настырная, – удивился Тимофей.
– Ну, а что мне было делать? Я ничего понять не могу. Словно кто-то нарочно водит меня по кругу с завязанными глазами.
– А папашку твоего героического за что привлекли?
– За дурость. Ольшанский начал расследование. Витольд отдал ему неизвестный предмет, который нашли около тела Алмазовой. При ближайшем рассмотрении догадались, что это отломанный острый конец от посоха Морозко, понимаешь? А кто с этим посохом носился? Иван Демидович Головко. Его и взяли за жабры. Хотя, если подумать, отломать этот фрагмент мог кто угодно. Но Ольшанский долго разбираться не собирался – и папаша под арестом до выяснения обстоятельств. Петька Ольшанский – тоже друг называется… – фыркнула Яна.
– И что дальше? – спросил Тимофей, вытирая мокрые губы. – Арестовали только за то, что он использовал в спектакле посох? Так себе улика…
– Нет, конечно. Ольшанский опросил артистов и выяснил, что у отца и Насти в последнее время очень разладились отношения. Они постоянно собачились даже на людях.
– Ну и что? Мало ли кто с кем ругается? Нужно сразу в кутузку тащить?
– Просто Петька гадом оказался. Схватил первого попавшегося. Ведь и коту ясно, что отец тут не при чём, и он никого не убивал. Да он мухи в жизни не обидел, это любой может подтвердить!
– Да, ладно! Что ты на Ольшанского налетела? Человек работает, это его профессия.
– Профессия – невиноватых хватать.
– Разберутся. Не нужно так близко к сердцу принимать. Если Головко не виноват, то его отпустят.
– Блажен, кто верует, тепло ему на свете…
Мотов улыбнулся:
– Ну вот, Грибоедова вспомнила! Между прочим, неразрешимых задачек нет. Всё рано или поздно становится понятным. Знаешь, был такой американский математик Джордж Данциг. В юности, еще будучи студентом университета, он опоздал на занятия и переписал с доски задачу, решив, что это домашнее задание. Задачка оказалась не из лёгких, Данциг долго мучился, но всё-таки ее решил. И оказалось, что эту задачу профессор привёл студентам, как не имеющую решения! Так что не переживай, скоро мы всё узнаем.
Цветкова обречённо вздохнула:
– Вообще у меня всё не ладится. Чёрная полоса сплошняком пошла. За отца с ума схожу, у него возраст, давление, сердце слабое. Ему такие впечатления ни к чему. А еще я видела «уехавшего в командировку» Мартина вместе с его бывшей любовницей Ольгой Федосеенко. А может быть и не бывшей! Ты был прав! Она круче меня, и он снова с ней.
– Не истерикуй. Где ты их видела? В ресторане?
– И в ресторане, и на детском спектакле. Вот зачем они туда припёрлись? Детство золотое вспомнить?
– Это мы тоже узнаем. – Тимофей, кряхтя, встал и пошёл на кухню за второй бутылкой шампанского. Вернувшись, он сел в то же кресло. – Отлично, прямо из холодильника, – сказал он. – Люблю шампанское, грешен… – И хлопнул пробкой. – Извини, пить хочу. Я бы с такой женщиной не на «Морозко» пошёл бы, а в гостиничный номер. А что Мартин? Даже не подарил
