Шрифт:
Закладка:
Дальше двигаемся более осторожно. Нашумели, так что нас уже ждут. Из-за угла выскакивает еще один, с УЗИ. Эта машинка более серьезная. Справа от меня ухает подствольник. Для этого контрольного выстрела не надо. Убрав тело, быстро продвигаемся вперед. Теперь можно особенно не секретиться.
Один из моих бойцов предупреждающе касается моего плеча. Впереди нас ждут. Мы понимаем, что нас уже почуяли и вжимаемся в стену. Точно, за ближайшей дверью кто-то есть, причем не один. Жалко, но ЭФками пользоваться запретили. Откуда-то доносятся приглушенные выстрелы и взрывы. Коллеги тоже встретили друзей. Но расслабляться некогда. За стеной десяток противников, и лучше приготовиться к худшему. Готовимся. Короткая очередь в замок. Дверь плавно открывается. В комнату летят гранаты. Стены вздрагивают. Теперь можно заходить. Как я и думал, «калаши», причем, списанные. Калибр 7,62. Этим и наши бронежилеты по зубам. Не смертельно, но крайне неприятно. Приходится поработать мясником.
Торопимся, поэтому творческий подход к живописному расположению тел у своих бойцов я прерываю. Порезвиться успеют потом. Прислушиваюсь. Ермоленко через пару комнат от нас. Проблемы те же, что у меня. В коридор выскакиваем одновременно. Майор на пальцах показывает – четыре и указывает вверх. Я киваю, стараясь экранироваться, чтобы не нарушить зону молчания. Хотя, нас уже давно засекли. С его группой поднимаемся на следующий этаж. У конференц-зала, нас ждет третья группа. Дверь приоткрыта, в нее тянется толстый электрический кабель, а где-то, в конце коридора, урчит переносная электрическая станция. Резким ударом лопатки майор перерубает и этот кабель. Затем, распахивает дверь, и, не пригибаясь, заходит. Я, забыв обо всем, кидаюсь следом. За нами, отбросив осторожность, врываются остальные. Ермоленко резко и властно командует:
– Всем покинуть помещение! А вы, – он обращается к четырем вампирам на сцене, – пожалуйста, останьтесь!
Ошеломленные телевизионщики пытаются качать права о свободе слова. Очередь в потолок и, чуть спортив воздух, люди удаляются. Четверка стоит под прицелом автоматов. Один из них говорит:
– Зачем этот цирк? Нас и так мало!
– А станет еще меньше, – без удовольствия поясняет майор и, обращаясь к нам, командует, – Огонь!
Когда все завершилось, майор устало смотрит на то, что осталось от бывших Магистров и сообщает:
– Большая Охота закончена!
Собрав остатки тел, спускаемся на восьмой этаж. Складываем все останки в одну комнату. Лицо учителя окаменело. Я понимаю, что ему это так же неприятно, как и мне. Когда последнее тело убрано он дает приказ уходить. Спускаясь по лестнице, майор достает рацию и, включив ее, сообщает номер комнаты. Через минуту здание вздрагивает от прямого попадания. Взвывает противопожарная сигнализация. На встречу нам быстро поднимается пожарный расчет. Тоже наши. Майор, пропуская пожарных, говорит командиру:
– Проследить, чтобы ничего не осталось!
Уходим так же, через подвал…
Глава 9
…Выбравшись на свежий воздух, я обнаружил, что больше не воспринимаю окружающий мир, как газетную статью. Покосившись в сторону белого дома, я увидел над крышами жирный столб черного дыма и коротко хмыкнул. Следов, действительно, не останется.
Жить, надо сказать, после этой операции легче не стало. Мы стремительно неслись в пропасть. А после того, как посмотрели выступление Ельцина в американском конгрессе, я понял, что Россию опустили даже ниже плинтуса. Никогда не забуду его протянутую руку и униженную просьбу помочь кто, чем может, поскольку Америка богатая и умная, а Россия, бедная и тупая. Но учитель, да и остальные сослуживцы, были довольно спокойны.
Я, конечно, сознавал, что они за свою жизнь насмотрелись всякого, но мне все было в новинку, а выводы делать я еще не научился – опыта не хватало. Однажды, Казимир, глядя на мои метания, сжалился и объяснил:
– Пойми, Иван, чтобы начать подниматься, надо сперва упасть и пролететь до конца.
Я с недоумением уставился на него.
– Вот ведь балбес! Неужели трудно сообразить, что пока ты падаешь, у тебя нет точки опоры! – Казимир задумчиво рассматривал новую рубашку, которую он приобрел в Лондоне, куда он, между прочим, поехал, упав нам с Ермоленко на хвост. – А вот, когда ты уже на дне или хотя бы, за что-то сумел уцепиться, тогда появляется шанс выкарабкаться.
– И долго падать еще?
– Судя по всему, уже немного осталось.
– А мы что-нибудь можем сделать?
– Мне кажется, мы делаем.
– Но это же капля в море! С нашими возможностями, мы могли бы быть более активными!
– Зачем? Помощь людям обернется тебе во зло. Ни один человек не простит тебе своей слабости, а особенно того, что ты ее видел. Вместо благодарности он с удовольствием всадит тебе между лопаток нож. Так что, сами наваяли, пусть сами и расхлебывают.
– Но ведь и наши здесь руку приложили! – возразил я.
– Согласен. А теперь вспомни, чем закончилось желание некоторых молокососов в Афгане, активно влиять на людей в своих интересах.
Я поежился. А Казимир продолжал:
– К тому же, заметь – эти ребята тоже не высовываются. Смекаешь почему?
– Охота? – предположил я.
– Умница! Охота объявлена по всему миру. Кактолько кто-то из них поднимет голову, их сразу достанут. Как мы достали тех уродов, в белом доме. Так что, заметь, нам и своих забот хватает. А когда уладятся наши сложности, то уладятся и человеческие. Поверь мне, я такие вещи уже видел.
– Значит, остается только ждать?
– Именно.
– Но это, как-то, не по-людски!
– А ты и не человек! – возразил Покрышкин, застегивая последнюю пуговицу и отряхивая с брюк невидимые пылинки.
– Но мы же ими были!
– Были! Но теперь, в глазах людей ты, всего на всего, машина для убийства – идеальный солдат, или воскресший мертвец, подлежащий немедленному уничтожению. Выбирай, что тебе больше нравится. И никакие твои другие качества их не волнуют.
Учитель, к которому я пришел с теми же вопросами, согласился с Покрышкиным и добавил:
– Нельзя защитить человека от самого