Тем временем Савельев озабоченно огляделся и достал сотовый. Влад откликнулся не так быстро, как обычно: всё-таки ночь, и даже таким исполнительным служакам иногда нужно отдыхать.

– Извини за беспокойство, Влад, но поиск квартиры надо форсировать.

– Всё уже готово, шеф, – зевая, отозвался мужчина. Всё-таки он был гениальным помощником!

– Адрес, ключи, – по-деловому перечислил Вечно Второй. Получив нужную информацию, кивнул и, дав отбой, повернулся к Элке. Та вопросительно смотрела на него, догадываясь, о чём шла речь в коротком разговоре Антона с его невидимым собеседником, скорее всего, подчинённым.

– Сейчас мы поедем в твою новую квартиру, там ты отоспишься. Возражения не принимаются! – распорядился Савельев, предупреждая возможную реакцию Эльвиры.

Спешащая мимо та самая медсестра, которая провожала чиновника в реанимационное отделение, услышала последние слова Антона Павловича и сердито поджала губы. «Надо же, у неё ребёнок в таком состоянии, а она трахаться едет! Совсем стыд потеряли!» Эта новость через несколько минут стала достоянием всего среднего медперсонала больницы. Тётки обсосали свеженькую сплетню и вынесли вердикт: виновна! Таких мамаш надо расстреливать на площади, чтобы другим неповадно было. А начальство вообще бессовестное: у всех на глазах эту сучку клеит! Квартиры ей дарит! Позор-то какой!

Элка давно уже не ездила ни на чём круче трамвая или поезда, а тут к её услугам был новенький красавец «Туарег». Савельев открыл перед женщиной дверь и помог взобраться на заднее сиденье.

– Заедем за ключами – и на отдых! – сказал Антон, усаживаясь за руль.

Элке, наверно, понравилось бы наблюдать, как ведёт машину настоящий мужчина, как подчиняется его красиво вылепленным рукам, непринуждённо лежащим на руле, серебристый металлический зверь. Но увы: едва джип вырулил на тёмную улицу, как глаза Карелиной сомкнулись и она уснула.

Почувствовав это, Савельев даже не пытался обращаться к ней. Ему самому жутко хотелось спать. К тому же на сотовом высветилось несколько неотвеченных вызовов: жена никак не желала оставить его в покое, и надо было всё же с ней поговорить.

– Ты что-то хотела? – коротко спросил он.

– Хотела. Хотя бы чтобы ты называл меня по имени. Пришёл наш сын, его отпустили, пострадавший отозвал заявление. Но заставил Игоря написать долговую расписку, – объяснила Валентина. Голос у неё был каким-то странным, и от неприятного предчувствия Савельев невольно похолодел.

– На какую сумму? – поинтересовался он, справившись с внезапным волнением. Валентина помедлила и сообщила новость, повергшую мужа в лёгкий шок:

– В том-то и дело, что сумма не названа. Наш дурачок на радостях подписал бумагу с пробелом. Теперь этот сбитый умник может нарисовать любую цифру. Я боюсь, Антон! А если он решит нас разорить?

– Не думаю, что он знаком с реальным количеством денег в моём кошельке, – твёрдо парировал Савельев, сделав ударение на слове «моём». Настало время испытать неприятные ощущения и Валентине.

– В том-то и дело! Скорее всего, эта скотина считает, что мы долларовые миллионеры, не меньше! – запричитала она. Антон Павлович решительно осадил её:

– Остынь, Валентина! Ты кого скотиной называешь? Это ведь, кажется, наш сыночек его сбил, а не наоборот, так? Главное, что пострадавший жив и способен рассуждать здраво. Может, стоит попробовать всё-таки добиться суда? – рассуждал вслух Савельев. Валя возразила:

– Ты что, хочешь, чтобы нашего Игорька снова заперли?

– И ему урок будет, и сбитый аппетиты умерит, и мы с денежкой останемся, – жёстко перечислил мужчина возможные плюсы своего предложения.

– Будто адвокат ничего у нас не попросит! – невольно хмыкнула Валя, слегка успокоившись.

– Адвокат – человек разумный и лишнего требовать не станет, – отрезал Антон. Ему надоело переливать из пустого в порожнее, и он потребовал у жены дать ему время на размышление.

Во время обсуждения семейных проблем Савельев успел заскочить к Владу за ключами и отблагодарить его за расторопность бутылкой хорошего французского коньяка.

– Примешь на сон грядущий. Завтра разрешаю опоздать, – усмехнулся Савельев, хлопнув помощника по плечу.

– Сегодня, Антон Палыч! – сонно поправил Влад, закрывая дверь.

Вечно Второй только вздохнул: он уже потерял счёт времени. Наверно, стоит тоже прикорнуть на пару часов, иначе будет худо. Он второй раз за последние часы пожалел об отсутствии у себя валидола, потому что сердце вновь засбоило, больно ткнувшись в грудную клетку и на несколько мгновений замерев. «Нельзя болеть, нельзя!» – мысль пролетела в мозгу, словно чудодейственное заклинание, и Антон почувствовал себя вполне здоровым.

Вернувшись в «Туарег», Савельев несколько минут посидел, глядя на спящую Элку. Во сне она казалась совсем ребёнком, настолько ранимым и беззащитным, что Антон не удивился, когда её губы дрогнули в темноте, произнеся шёпотом одно лишь слово: «Мама!»

«Бедная моя девочка», – подумал Савельев с такой пронзительной нежностью, что от неё вновь защемило сердце. Антон откинулся на сиденье и замер, пытаясь справиться с болью. «Ну вот и всё. Кажется, я становлюсь безнадёжным стариком», – сам себе грустно улыбнулся мужчина, когда мимолётный приступ боли миновал. Если после всех событий последних дней ему удастся сохранить психическое и физическое здоровье, это можно будет считать настоящей удачей.

Савельев сам не заметил, как уснул. Обещанная Эльвире квартира так и не дождалась этой ночью своих новых обитателей. Зато женщина так сладко выспалась на заднем сиденье просторного «Туарега»! Самые мягкие кровати, наверно, показались бы ей менее комфортными!

Проснулась Элка от утреннего холода: весенние ночи холодны, и студёный воздух проник в машину, разбудив спящих в ней людей.

– Прости, Элечка, кажется, я всерьёз прокололся. Пообещал тебе небо в алмазах, а предоставил лишь потолок с фианитами, – виновато произнёс Вечно Второй, открыв глаза и не сразу поняв, где находится.

– Это неважно. Спасибо за заботу, я вполне прилично выспалась. Может, вернёмся в больницу? – предложила Эльвира, на что Савельев возразил:

– Ну нет, девочка моя! Я всё-таки везу тебя в квартиру, ты принимаешь душ, потом мы едем в магазин за продуктами для тебя и Женьки, а уж после этого, так и быть, подкину тебя до больницы. А у меня – извини! – работа.