День третий, Осло

Екатерина открыла глаза. Будильник показывал 04:05, в Осло уже начинало светать. Она повернула голову и посмотрела на спящего Матео. Его лицо казалось ей другим, искаженным тревогой. Что ему снится? Этой ночью, когда она была в его объятиях, ее охватил страх. Она боялась не Матео, а того, что он угадает ее чувства, боялась завтрашнего дня и дней, которые последуют за ним. Она выскользнула из-под одеяла, завернулась в полотенце, бесшумно открыла балконную дверь и вышла наружу.

Облокотившись о перила, она смотрела на яхты, отражающиеся в морской глади в серебристом свете зари. Ей хотелось курить, хотя для этого было рановато – или поздновато, учитывая, что она почти не спала.

– Мне нравится, как снасти постукивают о мачты на ветру, – тихо сказала она, уловив шаги за спиной. – Иногда я гуляю по этим набережным вечером, чтобы послушать эти звуки. Отсюда мир кажется таким спокойным.

Она не отрывала взгляда от яхт, а он молча за ней наблюдал. Она протянула ему сигарету – он вежливо отказался, поправила полотенце и глубоко затянулась.

– Возвращаешься в Милан?

– Я вырос в Милане, но живу и работаю в Риме.

– Ты никогда мне ничего не рассказывал о своей работе.

– Десять лет назад я разработал одно приложение и основал компанию.

– Забавно, я думала, что ты работаешь в сфере искусства, что у тебя галерея или ты продаешь картины, что-то в этом духе.

– Это из-за Италии, что ли?

– Скорее из-за твоего приятеля-литографа и его мастерской.

– Ты предпочла бы, чтобы я был директором галереи или торговцем?

– Да что бы это изменило, в любом случае наши пути скоро разойдутся… Что за приложение?

– Ошибка молодости.

– Почему это? – удивилась она, поворачиваясь.

– Идея была проста, хотя и весьма оригинальна для того времени: дать друзьям возможность легко находить друг друга, например оповещать их, если они оказались в одном квартале, чтобы они могли воспользоваться случаем и сходить вместе в кино или на выставку, выпить чашечку кофе…

– А почему это было ошибкой?

– Ошибка – не само приложение, а то, что я его продал, вместе со всей компанией, одному конгломерату…

– Кому же ты их продал?

– «Френдзнету».

– Предтеча и состоятельный предприниматель. Хорошо, что я не знала об этом вчера, а то засмущалась бы, – пошутила Екатерина.

– Спустя год после сделки я обнаружил в программе аномалии, которых не было в тот момент, когда мы присоединялись к калифорнийскому гиганту. В нее был добавлен какой-то код. Я исследовал его и в конце концов обнаружил, что его назначение – собирать персональные данные пользователей без их ведома.

– А вы ничем таким не занимались?

– Конечно нет. Наша экономическая модель была этичной, основанной на подписках, а не на воровстве. Мы никогда не согласились бы торговать личной жизнью людей, и уж тем более их мнениями. Наоборот, это мы предоставляли им информацию.

– Информацию какого рода?

– Программы спектаклей, адреса ресторанов, концерты, праздники – как в районной газете, страницы которой перелистываются по мере того, как человек перемещается по городу.

– И это работало?

– Достаточно неплохо, чтобы нас купили. Увы, из дурных побуждений. Я был ослеплен той суммой, которую нам предложили, мне польстил их интерес. Они предлагали слишком много, намного больше, чем наша компания стоила на самом деле.

– У них должны были быть причины столько заплатить, нет?

– Нашим пользователям было от пятнадцати до тридцати лет, данные этой возрастной категории – золотая жила. Я повел себя как фермер, продающий землю за целое состояние, потому что под ней скрывается нефтяное месторождение, и делающий вид, будто не знает о том, что здесь пробурят скважины и уничтожат все, над чем он трудился. Не знаю, достаточно ли ясно я выразился.

– Скажем так, очень образно, – засмеялась Екатерина. – Но, если учитывать все происходящее сегодня, у тебя нет причин винить себя.

– Есть, я способствовал созданию системы, которая мне отвратительна.

– Понятно… и в качестве покаяния ты стал хакером? – усмехнулась Екатерина.

– Отчасти, но не только ради тех действий, которые тебе известны.

Она подняла брови.

– Доверю тебе один секрет – этого я еще никому не рассказывал, даже моим ближайшим соратникам. Ты говорила о предтечах; мы были предтечами в области геолокации. «Френдзнет» внедрил наши разработки в свои программы, чтобы следить за молодежью и манипулировать ею. Когда я это понял, то внедрил в свое приложение троянов, рассчитывая однажды разоблачить организацию.

Екатерина запустила окурок подальше и с сомнением взглянула на Матео:

– Хочешь сказать, что тебе удалось пробраться на серверы «Френдзнета»?

– Это же не неприступная крепость, у любой системы есть слабое место. Отыскать его – вопрос подготовки и времени.

Его слова не убедили Екатерину. Кибербезопасность калифорнийского гиганта считалась одной из лучших в мире.

– Можешь мне не верить, но никому об этом не говори.

– Раз уж мы начали откровенничать, может, расскажешь, где ты жил до переезда в Милан?

– Я родился в деревеньке Нам По, это на севере Вьетнама, десять километров по прямой до границы с Лаосом. Я мало что помню – зеленый вечерний свет, запахи лесного перегноя и земли, деревянный прицеп, лицо отца… Честно говоря, мне не хочется рассказывать о своем детстве, но я с удовольствием послушал бы о твоем.

– Запахи моего детства были поконтрастнее… Перегар, мокрые от дождя тротуары, деревянные скамейки, на которых мне случалось ночевать, пот, когда приходилось делать ноги от копов… А еще мне вспоминаются обитатели зимних ночлежек. Там мне попадалось больше свободомыслящих людей, чем в лучших кварталах города. Никаких привязанностей, никакого имущества, ты волен отправиться туда, куда тебе заблагорассудится. Понимаешь, о чем я? Только это непросто, я бы даже сказала, очень тяжело. Тебе каждый день приходится искать что-то, за что зацепиться. Мне лично помогала держаться моя одержимость чистотой, так я сохраняла чувство собственного достоинства. А еще были встречи, способные изменить жизнь. Судьба или случайность, как ни назови… Как-то утром в ботаническом саду меня заметила одна преподавательница права. Мне было двенадцать, ей – сорок. Я любила сидеть перед игровой площадкой, наблюдать за детьми, смотреть, как они качаются на качелях. Наверное, меня привлекало восхищение их родителей, то, как они брали малышей на руки… Привлекало и в то же время ужасно злило. Преподавательница уселась рядом, не сказав ни слова, достала из кармана бумажный пакетик и невозмутимо съела свой круассан. Она тоже смотрела на детей. Когда ты живешь на улице, у тебя формируются особые инстинкты, некое чутье, позволяющее тут же понять, представляет твой сосед для тебя угрозу или нет. Первые дни она держалась так, как будто меня не существует. Но я разгадала ее хитрость, поняла, что она пытается меня приручить, – так ведут себя с бродячей собакой, когда не знают, голодна ли она или хочет укусить. Каждое утро эта женщина приходила к площадке и клала на скамейку пакет с двумя круассанами, брала один, съедала его, сидя рядом, и преспокойно уходила не оглядываясь. В конце концов ее игра начала меня бесить, и я спросила у нее, почему она просто не даст мне второй круассан. Она улыбнулась и ответила: «Чтобы ты задала этот вопрос сначала себе, а потом и мне». Так мы и начали общаться… Не знаю, почему я тебе это рассказываю, я тоже никогда ни с кем этим не делилась.