Шрифт:
Закладка:
— Все это лирика, — закрываю чувства внутри себя. — Если ты хочешь остаться матерью моей дочери, тебе придется выйти за меня замуж.
Глава 29. Алла
Главное — моя дочь жива. С ней все хорошо. Моя девочка. Моя сладкая малышка. Слава богу, обошлось. Как же я хочу поскорее увидеть ее, прикоснуться.
— Если ты хочешь остаться матерью моей дочери, тебе придется выйти за меня замуж.
Слова Назара громом гремят в ушах, и каждое причиняет боль. Что он несет? Я смотрю на этого незнакомого мужчину и не понимаю, снится мне это все или нет. Какой-то бред, больше похожий на жуткий кошмар. Даже щиплю себя за предплечье, чтобы проверить, и морщусь, ощущая острую боль. А Назар молча наблюдает за моими действиями и никак не комментирует.
— Как замуж? — выдыхаю я, пытаясь распробовать фразу и поднимаю на него глаза.
Меня колотит от нервного напряжения. Обхватываю себя ладонями, но от внимательного, пронизывающего взгляда ничего не скрыть.
— Фиктивно, естественно, — сухо бросает Назар и едва заметно усмехается.
Что это значит? Пытаюсь сама найти ответ, но не получается. Я не хочу иметь ничего общего с этой семьей.
— Но я не могу, — говорю решительно. Не будет же он заставлять меня? Мы же не в средневековье.
— Только не говори, что воспылала любовью к моему брату. — Голос Назара звучит с издевкой, или мне так только кажется.
Я запуталась и плохо соображаю. Что ему от меня надо на самом деле?
— Не скажу, — хмурюсь и качаю головой. — Подождите, это он вас прислал? — наконец, доходит до меня. — Что ему еще от меня надо? Так и передайте, пусть катится ко всем чертям!
— Не передам. — От его интонации по коже ползет морозец, а я невольно ежусь. — Сергей умер.
Очередной снаряд взрывается в голове. Недоуменно смотрю на Назара.
— Как умер? Почему?
— В камере, — сухо поясняет он. — От неправильной дозировки лекарств.
— Боже, какой кошмар, — закрываю рот ладонью.
Какой бы сволочью ни был Сергей, я никогда не желала ему смерти. «Ложь», — услужливо напоминает внутренний голос. Именно этим пожеланием и закончился наш последний разговор. Но это же не серьезно, просто эмоции.
— Есть еще какие-то возражения? — Губы Назара вытягиваются в тонкую линию, а взгляд становится равнодушным.
Возражений у меня целый вагон и маленькая тележка. Но этот мужчина всем своим видом дает понять, что все уже решил и мое мнение его не волнует. Однако я хочу побороться за свободу и независимость. В конце концов, я не вещь, а живой человек со своими желаниями и потребностями.
— Зачем я вам? — спрашиваю прямо. — Вокруг наверняка есть женщины, которые бы с радостью захотели стать вашей женой. И родить вам детей…
Глаза Назара сужаются, а ноздри опасно раздуваются. Злится? Но я ведь не сказала ничего такого. Очевидные вещи.
— Я бесплоден, — после долгого молчание все же говорит он. — Дочь брата — это единственное, что осталось от него и моя наследница. Я действую исключительно в ее интересах. Ей нужна мать.
— А мое мнение вас не волнует? — криво усмехаюсь. Что за понятия такие. Кто он вообще такой, чтобы решать чужие судьбы? Господь бог?
— Отнюдь, — коротко бросает Назар. — Завтра придет юрист, он все оформит.
— Я не дала согласия. Верните мою дочь, это совсем не смешно.
Как у него все просто. Ворвался в мою жизнь, перевернул вверх ногами и еще пытается поработить. Но я не хочу так. Просто верните мне дочь, и мы будем жить долго и счастливо. Вдвоем.
— Разве похоже, что я шучу? — Назар вновь превращается в беспощадного палача. — У тебя нет выбора. Ног ты не чувствуешь, нужна долгая реабилитация. И пока непонятно, какой будет эффект.
Нервно сглатываю, выслушивая свой приговор. Неужели чувствительность не вернется и я останусь инвалидом? За что? Почему все так? Почему именно со мной?
— Где все это время будет ребенок? Его надо кормить, одевать, обслуживать. Это деньги, силы, время. Ты справишься? — наседает он.
Поджимаю губы, прекрасно понимая, что он прав, но не желая этого признавать. Ни за что.
— Кто все это будет делать? Или ты хочешь сдать дочь в детдом?
— Что вы такое говорите? — ошарашенно шепчу. Такой вариант я даже не рассматривала. Да и когда? Мне даже подумать не дали ни секунды.
— А может, просто цену себе набиваешь? — бьет наотмашь, попадая по больному. Вздергиваю подбородок и с ненавистью смотрю в глаза.
— Вы чудовище, — шепчу я и сжимаю кулаки, что есть силы.
Нет у меня выбора. Он прижал меня по всем статьям. Но это не значит, что я сдамся.
— Хорошо, что ты сразу это усвоила, — кивает Назар, с легкостью выдерживая мой взгляд. — И не забывай на будущее.
Глава 30. Назар
Видеосозвон с Косолаповым через полчаса. Нервничаю и никак не могу найти себе места. Выхожу из комнаты и слышу недовольный детский плач. Подхожу ближе и понимаю, что девочка в комнате одна. Это еще что за новости? А где няня?
Решительно вхожу. Ребенок лежит в кроватке, дергает ножками и плачет так жалобно, что аж дыхание перехватывает.
— Иришка, — улыбаюсь, глядя на малышку. — Ты чего скандалишь?
Тяну руку и невесомо касаюсь ее груди. Девочка затихает, а я зависаю на своих ощущениях. Так необычно и как-то волнительно. Мне нравится.
— Ой, я не знала, что вы здесь, — вздрагиваю, услышав голос за спиной, и оборачиваюсь.
Няня. Зовут Наталья. Обладает внушительным списком рекомендаций, в том числе диплом педиатра и воспитателя. Лично ее собеседовал, и, в принципе, вопросов не возникло.
— Девочка плакала, и я решил вмешаться, — скупо выражаю недовольство.
Ребенок не должен плакать. Разве это непонятно? Я плачу за это и немало.
— Она голодная. — Наталья усмехается и показывает бутылочку. — Я как раз за смесью ходила.
— Можно? — протягиваю руку.
— Вы хотите сами? — Няня удивленно округляет глаза.
Я? Нет. Не собирался. Случайно как-то вышло. Но ее реакция мне неприятна, поэтому доигрываю до конца.
— Вы против? — выразительно изгибаю бровь.
— Нет, конечно нет.
Осторожно беру маленькую Ирину, боясь что-то сломать, и присаживаюсь в кресло. Нервничаю под пристальным взглядом няни еще сильнее, но все же справляюсь с этой нелегкой задачей. Прикладываю соску к губам малышки, и она сразу начинает жадно сосать, аж причмокивает.
Смешная такая. Торопится, словно отнять могут. Расплываюсь в улыбке, наблюдая за ней. Ловлю в себе странное ощущение умиротворения. И сомнения в то же