— Вот ты свинья! — устало возмутился Константин.

Ее муж засмеялся, засмеялись и дети, и даже санитар улыбнулся, но, когда она глянула на них, точнее, только попробовала развернуть голову в их сторону, все стали серьезными. Перестала веселиться и Волитара.

— Комитет временно закрывается. Мы решили, что тебе лучше домой отправиться. Я тебя в очередной раз в наши дела втравила. Извини. Мы, по нашей драконьей привычке, снова на тебя всех собак спустили. Сейчас такая тема продвигается: Фумус и император какого-то ответвления коммунизма, не человеческого, но похожего, придерживались, и честный народ почем зря губили, свободу прессы и предпринимательства душили, и Секунда коммунистка есть, и ты коммунист есть, и поэтому ты Секунду спас. Даже когда я это читаю и слушаю, и то какие-то здравые мысли в подобных статьях и передачах нахожу, хотя я вроде бы от дезинформации иммунитет имею. А что с другими жителями мегаполиса творится, я даже не представляю. Отношения города и мегаполиса на этом фоне охладели.

— Это какие же здравые мысли ты находишь? — не выдержал Константин. — Фумус хотел коммунистов и людей под корень извести. Коммунисты хотят уничтожить собственность на землю, власть капитала.

— Костя, — сказала Волитара, — не кипятись. Я, мой муж, мои дети, мой брат — живыми воплощениями собственности на землю и власти капитала являемся. Без всего этого мы все равно что не существуем. Попытка лишить меня этого убийству сродни есть. А ведь коммунисты, как опыт вашей истории показывает, не только в абстрактном плане классы убрать хотят, но они и по-настоящему нас убить попробовать могут.

— Это все равно лучше, чем пытаться полностью уничтожить другой разумный вид, да еще и своих под раздачу пустить.

— Это, в моем частном случае, нисколько не лучше есть, — уверенно сказала Волитара. — Я этого не допустить постараюсь.

В возникшей неловкой тишине муж Волитары покашлял, то ли предлагая удалиться, то ли намекая жене на что-то.

— Я за еще одно хочу извиниться, — сказала она. — Новость о том, что ты жену Фумуса спас, к вашим просочилась. И ты, по возвращении ваших высоких… идеалов хлебнуть можешь.

Она явно сознательно выдернула из своей реплики слово «гуманистических», потому что это понятие возникло, когда некоторые драконы, разводившие в свое время людей на еду и открывшие для себя, что те — разумные существа, принялись отпускать их на волю. И движение назвали гуманистическим, и слово прижилось еще в такой древности, когда среди части драконьих племен не всегда существовало понимание, что соседи — такие же, как они, драконы, достойные жизни. Видимо, она, к тому, что уже наговорила, не хотела обидеть Костю еще и таким словом.

Дома его встретили не сказать что неприязненно. Родители обрадовались. С коллегами общаться почти не довелось, потому что Константина отправили в отпуск по здоровью, предложили, когда окончательно оклемается, место для обучения в каком-нибудь институте, если будет такое желание. Отец звал вахтером на завод: «А что? Ответственная работа — с несунами бороться». Константин обещал, что подумает, и на самом деле размышлял, что идея неплохая. Пока ходил на процедуры, познакомился с соседской девочкой. Остальные соседи его вежливо сторонились, а она, ее сестра, их отец и мать как-то спокойно восприняли слухи про Константина.

В квартире проблем не возникало, но порой к Константину вязался другой сосед по дому. Подстерегал, спрашивал при всех, знает ли Константин, что «эта тварь» сделала с детьми его брата. Константин всегда терпеливо останавливался на его призывное: «Э! А ну стой!» Без возражений выслушивал претензии насчет своего неправильного поступка, покуда соседа не оттаскивали друзья. Считал это вполне обоснованной претензией. А однажды услышал, как тот сказал, утягиваемый в глубь двора, к домино, шашкам или пиву: «Не был бы ты гэбэшником, я бы тебя голыми руками задушил, меня бы оправдали».

— Так я и не гэбэшник уже давно. Давай, души, — предложил Константин.

Услышал ответ:

— Руки марать неохота!

Такие обидные слова что-то надломили в Константине, и он не поленился, доковылял до вредного соседа, сцепился сначала с ним, затем с его друзьями, которые пытались их разнять. Ему, конечно, накостыляли, но больше затем, чтобы он пришел в себя и прекратил драку, чем чтобы уложить в больницу еще на какое-то неопределенное время. Такой миролюбивый исход драки подтверждался и словами «хватит, хватит, мужики», доносившимися со всех сторон от только что выбывших из непосредственного участия персонажей, и тем, что, когда вредный сосед крикнул: «Ну все! Теперь ходи и бойся!» — вломили еще и ему.

С распухшей рожей, сбитыми кулаками и дополнительными болями во всем теле Константину пришлось через два дня после драки ковылять по повестке в местное отделение МГБ. Там он встретил нового начальника взамен того, что взял его за жабры в шестнадцать лет. Новый полковник с обожженным лицом и стеклянным глазом с непонятным удовольствием сказал при виде Константина:

— Красавец! Уже пить начал? Молодец! Поведение, достойное кадрового офицера!

Константин объяснил, что не пил, а подрался на трезвую голову.

— Это, конечно, все меняет, — сказал полковник саркастически, — и поднимает твой моральный облик на недостижимую высоту!

— Меня Дмитрий Нилыч зовут, — назвался полковник, будто Константин не мог ознакомиться с табличкой на двери его кабинета. — Ты чего на письма оттуда не отвечаешь? Твоя дракониха думает, что мы тебя тут за твой проступок в застенках держим и пытаем. Выбиваем правду, зачем ты сделал то, что сделал. Представляю, как она запоет, когда ты послезавтра в драконьем посольстве появишься с такой харей, чтобы драконий орден за заслуги перед мегаполисом получать.

— Товарищ полковник, никак нет. Никуда я не пойду, ни в какое посольство.

— То есть как не пойдешь? — сощурился полковник почему-то с азартом.

— Не хочу, — сказал Константин. — Что вы сделаете? Уволите? Так я и так почти уволен, что я — не понимаю?

— Ишь ты какой! — восхитился Дмитрий Нилыч. — Шустрый! Не рано на пенсию собрался, Костя?

— Так куда я теперь годен? — ядовито осведомился Константин.

— А я куда? — жадно спросил полковник и давай блестеть глазами и лицом, ожидая, как Константин заблеет, пытаясь оправдаться.

— У вас… вы все-таки начальник — нашелся Константин. — И…

Дмитрий Нилыч по-дирижерски завертел рукой, как бы призывая Константина