— В январе я помогала вампирам-гаврикам из Адской Кухни драться с четырьмя демонами. Вампиры-гаврики и их друг вервольф тоже мне много чего рассказали, — гордо заявила я.

— Ты истинная вагантка. Уже по меньшей мере троих или четверых Мастеров обрела. Когда вагант готов — от Мастеров отбоя нет.

— Значит, ты Охотник. И ты охотишься сейчас ещё и на Трёхглазую, так?

— Я не просто охочусь на Трёхглазую. Я один из тех, кто может управляться с Чёрной Водой. С порождениями Черноты, с теми, кто принадлежит стихии Воды и перешёл на Чёрную сторону. Моя стихия — Воздух.

— Стихия?

— Каждый Охотник ещё кроме всего прочего боевой маг. Только не совсем типичный, но особого сорта. У каждого Охотника — своя Стихия, как оружие-способность, направленная против врага противоположной стихии. Огненные Охотники уничтожают тварей Земли, Земляные — воздушных тварей, Воздушные — тварей воды, Водные — тварей огня. Это сложно объяснить на пальцах, это нужно показывать на примере магического боя, хотя бы тренировочного. Но я не могу сейчас провести с тобой магический бой.

— Правильно, не можешь, ты меня одним мизинцем уделаешь! Я же человек! — покачала я головой.

— Дело не в этом. Во-первых, мне сейчас лень учить тебя магии. Во-вторых, тут неподходящее место. В-третьих, у тебя сейчас неподходящее состояние. В-четвёртых, время тоже не подходящее. В-пятых — ты поняла уже — я ужасный, отвратительный наставник.

— В-шестых, я — человек! — повторила я настойчиво.

— Человек… — проговорил Грифон задумчиво. — Пожалуй, да, я тебе сегодня слишком много рассказал. Уже начинаю жалеть, что я тут, видишь ли, разоткровенничался, спалился. Охотник ведь не говорит всем людям подряд, что он — Охотник, — Грифон тут демонстративно щёлкнул пальцами.

Я замерла. Это что, шутка? Он пристально посмотрел на меня. Под его взглядом стало неуютно. Я внутренне задёргалась.

Но это была шутка. Ибо он раскрыл карты:

— У меня чувство юмора тоже есть, от тебя набрался. Мастера часто сами украдкой учатся у своих вагантов.

— Я — человек, — проговорила я несмело. И доказала: — У меня никаких сверх способностей нет. Я не занимаюсь магией. Я родилась в обычной семье, а не в семье волшебников, не сиротой, не бастардом, не принцессой-бродягой в мире фэнтези. Если бы я была не-человеком — это бы по-другому проявлялось. Я бы чувствовала свою исключительность, потребность швыряться магическим током. Я бы чувствовала в себе этот магический ток!

— Ладно, убедила. Да, ты человек. — Шутит? Не понятно. Бесстрастное лицо. — Успокойся, человек. Мы с тобой коллеги, у нас не должно быть друг от друга секретов, вот такого принципа я придерживаюсь, поэтому я тебе всё это рассказал. Наш разговор только между нами, лады?

— Лады. Я никому не скажу, что ты Охотник, — я пожала протянутую руку.

— А ты и не сможешь, — Грифон снова пристально и даже немного угрожающе посмотрел на меня.

Потом мы молча сидели, пили чай. Грифон сделал ещё чаю. Он проговорил, намекая на конец аудиенции:

— На сегодня хватит с тебя, вагант. Можешь отдохнуть.

Тогда я решилась:

— А как быть, когда видишь того, кто владеет магией? И демонстрирует это? Начинает в тебя пулять магический ток?

— В этом случае я обычно вскидываю арбалет. Или просто делаю кое-какой неприличный жест рукой. Неприличный — не в плане матерный, а с неприличными последствиями по отношению к демонстрируемому и пуляемому, — ответил чёткий Рикардо.

— А если нет арбалета? И если ты — человек? И идёшь по улице, допустим, и видишь, как кто-то решил раздухариться, начал в тебя этот ток пулять?

— Как правило, представители Чёрной Стороны не духарятся так на людях. Они знают, что будут рано или поздно схвачены, наказаны. Они ведь тоже не в открытую вмешиваются в жизнь людей. Как правило, духарятся они, когда видят себе подобного, вызывают таким образом на рожон, — рассудительно разложил по полочкам Рикардо.

— То есть надо давать сдачи, тоже магически?

— А ты как думаешь? Тут, как и в случае человеческого поединка. Ты идёшь по улице, навстречу тебе братки, кулаками хрустят, ножи достают. Что ты будешь делать, драться, бежать или сдаваться?

— Смотря сколько братков и в каком я состоянии здоровья. И угрожают ли братки кому. Если угрожают — драться по-любому. Если просто вышли с численным превосходством — бежать. Сдаваться — только в том случае, если это входит в условия моей миссии, например, прикинуться жертвой или завербоваться к ним. Есть, правда, ещё один вариант — вступить в переговоры.

— Этот вариант с переговорами обожают использовать Охотники Воды, — вставил Грифон. — Хороший вариант, иногда прокатывает.

— И ещё один вопрос. Если у Томберов появились сильные маги, как нам быть?

— Я бы сказал — убить этих сильных магов с помощью Белых сильных магов, ведь ты называешь меня маньяком. Но у Охотников Воды стратегия тоже неплохая: перевербовать этих сильных магов от Томберов на Белую сторону.

— Понятно. Над этим надо подумать… — я встала. Потому что посмотрела на часы и сочла, что дальше оставаться здесь неприлично, Грифону наверняка надо поработать. Кого-то сжечь в крематории, например. Да и вообще, я тут засиделась.

Грифон тоже встал:

— Иногда нужно наоборот быть безумным и бездумным, отбросить мозги — они только мешают. Я подброшу тебя туда же, откуда взял. Буду последовательным маньяком, — пошутил он. С бесстрастным выражением лица, разумеется.

— Я не знаю, когда мы ещё сможем поговорить. Майло хочет дать мне миссию… — проговорила я, когда мы садились в катафалк.

— Я знаю, что у тебя за миссия, — внезапно раскрыл Грифон. — Он хочет подослать тебя дружить с одним мальчиком. Он тоже не-человек. Возможно даже ты его знаешь. Это Эдвард Симони.

— Карамба! — громадными глазами в очередной раз я изумлённо посмотрела на Рикардо. — Да, я его даже знаю и уже с ним дружу.

— Это прекрасно. Проактивный и весьма реактивный вагант.

В голове у меня всё бурлило. Она опять разболелась. Пришлось пить анальгетик, тайком от родителей. Родители вернулись, завтра уезжают на работу. Папа обмолвился, что на днях их зашлют в командировку аж заграницу чуть ли не на неделю. Из-за нахлынувшего расследования это мне очень на руку!

* * *

Пета Кирия больше всего хотела стать наиболее приближённой к Трёхглазой, её «правой рукой». В глубине души Пета недолюбливала выскочку Блэки, хотя внешне оставалась ей подругой и в бою готова положить за Блэки жизнь. Подобно сестре, а все Русалки между собой сёстры, Пета одновременно и завидовала Блэки чёрной завистью, и любила общение с ней.

Сегодня Пета дала выхлоп раздражению, когда осталась наедине