Матвей посмотрел на меня перепугано. Весь затрясся от боли и страха. Шину он давно бросил. Она провисла, и кровь свободно сочилась из раны. Лицо Серого будто бы вытянулось, осунулось. Он глубоко и хрипло дышал.

— Чего ты плетешь, — сглотнул он очень громко и натужно, — чего такое плетешь⁈ Взялся за пистолет, так доводи дело до конца! Стреляй!

* * *

Россия. 1995 год.

— Игорь! — Суетилась вокруг меня моя жена по имени Галя, — ну мне уже все это надоело! Сколько можно⁈ Сколько можно сидеть без денег⁈

— Деньги у нас есть, Галя, — ответил я спокойно.

— Да разве ж это деньги? Вот у моих подруг мужья зарабатывают так зарабатывают! Вот там деньги!

— Не начинай, — отмахнулся я, — мы уже с тобой это обсуждали.

— Давай обсудим еще раз!

Сидя в большом кресле, я листал газету. На фоне бормотал телевизор Горизонт. Галя же, наряженная в домашний халат нервно слонялась туда-сюда по комнате, не находила себе места.

— Все люди как люди живут! Поднимаются! А ты что⁈ — Кричала она, — ты что делаешь⁈ Я уже устала! Берешься за не пойми какие дела! Защищаешь тех, у кого за душою ни гроша! А уважаемых людей обходишь стороной! Будто специально от больших денег шарахаешься!

— Я уже устал повторять, — не отрывая взгляда от газеты, сказал я, — я не выгораживаю бандитов.

— Да я и не прошу тебя выгораживать бандитов! — Замерла Галя посреди гостиной, уперлась руками в бока, — и без них уважаемых людей полно! Вот почему ты отказался защищать Никиту Сергеевича⁈ Я слышала ваш разговор в офисе! Его друзья предлагали тебе хороший гонорар за то, чтобы ты взялся за его уголовное дело!

— Потому что Никита Сергеевич — бандит, — глядя на Галю поверх газеты, сказал я, — и друзья его — бандиты.

Галя застыла, словно статуя. Выпучила на меня свои серые глаза, приоткрыла рот. Простояв так пару мгновений, она всплеснула руками. Мелко покачивая головой, тронула веки.

— И что ты? Боишься? Боишься их, бандитов? У нас сейчас такое время, дорогой мой, что кто боится, денег не зарабатывает! Вот ты и не зарабатываешь! Все потому, что боишься!

— Дело тут не в деньгах и не в страхе, — я вздохнул, — а в совести. Я не буду защищать бандита. Все. Точка.

Не сказав ни слова, жена вышла вон из гостиной. Я вздохнул снова, отложил газету. Взял продолговатый черный пульт, затянутый в кулечек. Стал щелкать каналы. По НТВ наткнулся на Куклы, оставил.

— Игорь! — Вернулась Галя, — я еще за границей ни разу не была! А у меня все подружки уже пол-Европы изъездили! Тебе не стыдно⁈

— А ты, когда замуж за меня выходила, выходила по любви, или думала, что буду я тебя по Европам возить? — Спросил я.

Жена застыла удивленно. Ничего не ответив, снова заходила туда-сюда по комнате.

— Ну ты же можешь лучше! — Наконец, заговорила она, — Ты умнее других, профессиональнее! Я же вижу! Ты можешь такие бабки зарабатывать! Ну согласись ты на это дело! Согласись! Как же ты не поймешь, что с волками жить — по-волчьи выть⁈

— Это ты не поймешь, Галя, — устало глянул я на нее, — потому я и лучше, что они — волки, а я — человек.

* * *

— Да чего это я, — вздрогнул я после внезапного воспоминания, — чего это я несу? Чего это я думаю?

Устало пошатнувшись, я опустил оружие. Матвей все это время полулежал, напряженный как струна. Теперь, глянув на меня в последний раз, без сил упал. Раскинул руки, запрокинул голову.

— От зараза, — выдохнул я, утирая пот со лба, — чуть грех на душу не взял.

На мгновение у меня даже голова закружилась. Я машинально отступил на шаг и наткнувшись на все ту же корягу, упал на задницу. С трудом выпрямился, сел, положив предплечья на колени и опустил голову.

— Нет, — прошептал я, — не по-человечески это… Не по-человечески.

С усилием я поднялся, щелкнул барабан нагана на пустую камору, опустил курок и спрятал оружие в карман, сам опустился к ноге Матвея.

Сухая листва вокруг нее намокла. Грязновато-серая в полутьме, она почернела от крови. Я взял палку и стал молча накручивать шину. Думать, как закрепить ее, чтоб не протекало.

— Вот зараза, — прошипел я, наматывая спираль шины на палку.

Когда закончил, принялся рукоятью нагана вбивать палку острым концом в землю. Получилось не бог весть что, но как-то держалось.

Хотя Матвей и потерял много крови, я все же надеялся довести его до больницы.

Потом пошел к Белке, чтобы развернуть ее на дороге и поставить с этой стороны, ближе к посадке.

Трасса была пустой. Только изредка промчится какая-никакая машина по дороге, мигнет фарами, да снова асфальт захлестнет вечерняя темнота.

Мотор Белки так и остался заведенным. Устало забравшись в кабину, я согнал машину с обочины, развернул и постановил ее задом к Армавиру, на той стороне дороги. Сам пошел к Матвею.

Когда нашел его в посадке, Серый уже пришел в себя. Слабо шевелясь, он бормотал что-то невнятное. Шину мою, конечно, завалил, и она снова ослабла. Сам же держать ее он и не пытался.

— Вставай, — опустился я к нему, — пойдем. Надо тебе в больницу, пока не помер.

— Чего ты… не застрелил меня?.. Почему?..

— Молчи. И так ослаб.

С трудом я взвалил на себя Матвея. Он при этом тихо застонал, захрипел, стал причитать о своей ноге. Внимательно обходя корневища и сучки, притаившиеся в подстилке, я пошел из посадки.

Забравшись на насыпь дороги, увидел я, как едет с того конца трассы милицейская машина. Как блестит вдали ее проблесковый маячок.

Уазик срулил на обочину, осветив нас с Серым фарами, прислонился к Белкиному носу. Из него тут же повыпрыгивали милиционеры.

— Игорь! Ты, что ли⁈ Мы слышали стрельбу!

— Я-я, тут была стрельба, — побежал я торопливо к их машине, — помогите. У меня тут Серый. Его надобно в больницу доставить.

Трое милиционеров кинулись ко мне, стали принимать раненого.

— Ничего себе тут крови! — Удивился Женя, — он че, подстреленный⁈

— Угу, — ответил я, погружая Матвея в салон, — бедренная артерия.

— Да как ты его?