Бороться с Матвеем сейчас было тяжело. Подстреленная дробью рука ныла. Я чувствовал, как под повязкой намокло, а сама она неправильно съехала вниз, к локтю. Стесняла движения.

В полной темноте было почти ничего не видать. Фонарик, что Серый потерял, когда я налетел на него, освещал кусок посадки где-то позади. Передо мною мелькал светло-серый калейдоскоп картинок: бледное Матвеево лицо, светлая его тельняшка, мельтешащие руки.

— Убью суку! — Процедил он.

Сидя на Сером, я подался чуть назад. Схватив вооружённую его руку, я пытаясь отделаться от другой, что вцепилась мне в ворот рубахи. Дернул что есть сил, затрещали пуговки, и рука его ушла куда-то в сторону. Тогда я напрягся и от души съездил Матвею по лицу правой. Он тут же обмяк.

— Это тебе за падлу, — проговорил я хрипловато. Потянулся было к его руке, чтобы забрать пистолет, но Серый быстро пришел в себя. Снова стал бороться, вцепившись мне в одежду.

— Это тебе… — натужно прохрипел я, — за суку!

Извернувшись, я ударил его по лицу второй раз. Правда, теперь вышло слабее из-за неудобного положения.

— Убью! —повторил он снова, но теперь странным булькающим голосом.

В следующий момент Серый потянулся за наганом второй рукой, захотел перехватить. Я вцепился ему в кисти, чтобы не дать этого сделать. Тогда мы перекатились боком. Почувствовал я, как наткнулся спиной на какую-то неудобную корягу.

Я собрал все свое внимание на пистолете, чтобы не дать Серому воспользоваться им снова, для этого поднял глаза кверху, к нашим рукам, что сплелись там в борьбе за оружие.

Когда что-то сильно ударило мне в челюсть, я не сразу понял, что произошло. Удар тупой болью прокатился по всей голове, отшиб на мгновение слух и зрение. Только осязание осталось при мне. И понимал я, что проигрываю в борьбе за наган.

Руки, горевшие от натуги, скользили, вдобавок, от пота. Серовские запястья выкручивались из моих пальцев.

Только когда я проморгался, то понял, что ударил меня Матвей лбом в подбородок. Это дало ему преимущество. Матвей перехватил ствол левой рукою и опустил, куда-то мне под живот. В последнее мгновение я схватился за теплый металл нагана.

— Убью… — Протянул сквозь зубы в последний раз, а потом хлопнул выстрел.

* * *

Маша не находила себе места. Прежде чем ее закинули домой на милицейской машине, рассказал ей Игорь, куда поедет. От его слов у нее засосало под ложечкой.

Хотела она, было поперечить Игорю, сказать, что не нужно ему бросаться снова в пекло. А вдруг, что выйдет не то? Вдруг случится беда? Однако при чужих мужиках, при милиционерах, не решилась она с ним спорить. Прошептала только Игорю на ушко, что против того, чтобы он ехал с ними.

— Да чего со мной случиться-то? — Шутливо ответил он, прижимая к себе Машу в тесном, наполненном людьми салоне уазика, — не дрейфь. Поеду с ними, а там глянем.

И хоть Маша понимала, почему она постеснялась, сейчас она жалела об этом. Сидя в маленькой комнатке за квадратным кухонным столиком, она думала об Игоре. Глядела на отрывной календарик, что висел на стенке.

Не сразу поняла она, что бабушка забыла оторвать страничку. Маша поднялась со своего места и с хрустом вырвала из календаря вчерашний день. Разминая шершавую желтоватую бумажечку в руках, села она на место.

Внезапно за двором кто-то посигналил.

— Маш, — встала бабушка со своей кровати, — слышь? Чего, нам, что ли, сигналят?

— Да! — Радостно воскликнула Машка, вскочив со стула, — то, небось, Игорь уже вернулся! Заехал ко мне рассказать, как все прошло!

Радостная, наплевав на свой неряшливый домашний халатик, побежала Машка на двор. Выскочив из низенького проходика хатки, застыла она на месте.

Это был не Игорь. Видела она сквозь жердочки низкого их забора, что стоит за двором белая волга. Ее кузов светлым пятном проступал в темноте, которую едва разгоняла уличная лампа.

Маша нерешительно помяла в руках вафельное полотенце, которым хотела стереть со стола, да впопыхах забыла бросить дома.

Задняя дверь волги открылась. Наружу выбрался высокий мужчина, одетый в джинсы и футболку. Когда он покинул машину, вышел и водитель, стал у распахнутой двери, закурил.

— Маш! Маша! — Услышала она знакомый голос, — выходи пошалуйста!

— Ты как узнал, где я живу? — Крикнула Маша строго.

— Фыйди! Просто поговорим и фсе! Это срочно!

Маша вздохнула. Сунула полотенце в кармашек своего халата. Опасливо пошла к забору, но за калитку выходить не спешила.

— Прифет, — приблизился немец Клаус Рихтер. Положил руки поверх заборчика. Его белозубая улыбка будто бы светилась в темноте

Маша не ответила, строго поглядела на иностранца.

— О! — Вдруг встрепенулся он, — ein moment!

Немец вернулся к машине и достал с заднего сидения большой букет.

— Это фам! — Пошел он к Маше.

— Ты как узнал, где я живу?

— О… мой друг, — указал он на мужчину-водителя, — мне помогайт фас отыскать. Он хорошо снает фашу эм… как это по-русски? Das dorf! Терефню!

— Станицу, — поправила его Маша.

— А! Та!

Маша сердито глянула на водителя. Низкорослый с грубоватым, как ей показалось лицом, он зевнул так, будто ни немца, ни ее тут не было. Потом с хрустом почесал щетинистую щеку.

— Здравствуйте! — Спросила Маша у него, — а я вас знаю⁈

Водитель глянул на нее тяжелым взглядом. Не ответив, сел в машину. Захлопнул дверь.

— О! Простите его! — Разулыбался Рихтер, — он мой профодник тут, in der UdSSR. Sein name ist Виктор. Он немношко не раскофорчифый с другими. Только со мной гофорит.

— Езжайте домой, Клаус, — вздохнула Маша, — уже поздно, а я очень устала.

— О! Нет-нет! — Растерянно улыбнулся немец, — я фас сегодня никуда не приглашайт… Фернее… Сегодня нет. Nein. Но сафтро фечером, софу фас ins restaurant. В ресторан. В фаш город.

— Я не могу завтра, — сказала Маша холодно, — у меня работа. Хорошего вечера.

Маша пошла, было к хате, но тут же услышала:

— Nein! Не уходите!

Следом раздался стук открываемой калитки. Маша испуганно обернулась.

* * *

Я почувствовал, как горячая кровь пропитала мне штанину. Пистолет, который упал ко мне из рук Матвея оказался липким и скользким.

— М-м-м-м-м-м-м… — Замычал Серый, откинув голову назад.