Шрифт:
Закладка:
Матвей Серый корчился передо мной на земле, зажимая руками внутреннюю часть бедра. Руки его были в черной от темноты крови. Брюки, увлажнившись, облепили ногу.
Когда мы боролись, Матвей случайно выстрелил и пробил себе ногу с внутренней стороны, где-то между пахом и коленом.
Ругаясь матом, он ворочался в сухой листве, расталкивал ее спиной и здоровой ногою.
— Замри, — поднялся я, — кровью истечешь.
— Пристрелю… Землицын… — Прошипел он сквозь зубы, запрокидывая от боли голову.
— Уже пристрелил. Только вот себя. Крови много, — я снял рубашку, стал вытирать ей наган, — видать, задел артерию. Минут через двадцать помрешь.
— Нога… Болит… — Стиснул он зубы.
— А как же? Конечно, болит.
Я сунул пистолет сзади, за пояс, поднял с земли горящий фонарик.
— Дай гляну, — осветил я рану Матвея.
Между измазанных темно-красным грязных пальцев Серого толчками пробивалась кровь.
— Плохо дело. Точно артерия, — я встал, — эх… Машку бы сюда.
Я начал ходить вокруг Серого, искать в листве палку.
— Чего ты делаешь? — Глубоко дыша, спросил он, — чего ищешь?
— Помалкивай. Будешь много болтать — крови больше вытечет.
Отыскав кусок той самой палки, которой и огрел Серого, я привязал к ней рукава моей рубахи.
— Ты чего это? — Испуганно глянул на меня Серый.
— Давай ногу тебе приподнимем. Только аккуратно, — опустился я рядом с ним.
Матвей шипел и кряхтел от боли, пока я прилаживал к ране мою импровизированную шину. Подняв рубашку над ранением, я стал закручивать рукава штопором при помощи палки. Стягивать тем самым артерию,
— Ай! Ай! Мммм! — Застонал Матвей, — больно!
— Терпи, сученышь, — сплюнул я, глянул на Серого.
По его щекам покатились слезы боли.
— Вот как выходит. Значит, в людей стрелять, пистолетом угрожать, это ты можешь, а потерпеть боль, так расплакался, как баба.
— Почему? — Глядя дурными глазами на свою окровавленную ногу, спросил Мятый, — Почему это ты? Зачем это ты?
Я не ответил. Глянул на него волком и дальше стал молча накручивать шину.
— Сейчас я закончу, — ответил наконец я холодно, — схватишься за палку и будешь держать, что есть сил. Доберемся до машины и поедем в больницу. А тогда уж и милиция подоспеет. Я позабочусь.
Матвей не ответил. От потери крови лицо его побелело. Сильнее проявилось в темноте.
— Дурак ты, — сказал он вдруг, — ты это зачем? Я, значить, убить тебя пытался, всю семью твою прикончить, а ты меня спасаешь?
Я снова на это не ответил. Поджав губы, продолжал закручивать рубашку.
— Я ведь не отступлюсь, — сказал он, — не отступлюсь, Землицын… Я ведь вернусь за матерью в Красную. И тогда уж…
— На, держи крепко, — указал я ему на палку, и тот схватил ее грязными руками, скривился от боли.
Я выдохнул, достав наган из-за пояса, сел с Серым рядом. Смахнул пот со лба и сплюнул кровь из разбитых губ.
— Я ж все равно выйду. И запомню, как ты мою жизнь всю поломал, — сказал он угрожающе, — запомню… На всю жизнь запомню… И приду… Меня надолго не закроють. Моть на год… А моть на три. А моть, и на шесть! Все равно вернусь! Поубиваю вас всех к едрени-фени! — Распалялся он в бессильной своей злобе, — а начну с матери твоей! Или с сестры!
Не выдержав я вскочил, наставил на него наган.
Закипело во мне острое желание положить конец тому, кто хочет зла моей семье. Воля отказала начисто. Будто и не было ее никогда. Осталась только тяга к тому, чтобы нажать на спуск.
— Подлюка… — прохрипел я не своим голосом, — откуда ж ты, такая подлюка, взялся?.. Все вы подлюки… Что ты, что брат твой…
Матвей вытаращил на меня большие свои глаза, раскрыл рот. Руки его, сжатые на палке затряслись то ли от напряжения, то ли от страха.
— А может, так оно и лучше будет, — сказал я и взвел курок.
Глава 14
— Ну тогда стреляй! — Матвей бросил шину и привстал на руках, полулежа, как-то испуганно отполз, — чего ждешь⁈
Я сжал зубы, прицелился Серому в голову. Казалось, сердце мое бьется так громко, что его стук перебивает все звуки кругом. Что сейчас, еще мгновенье, и оно не выдержит, выскочит из груди.
— Стреляй! Чего ждешь⁈
Глубоко дыша, я стал прижимать указательный палец к курку. Все сильней и сильней давил я, ожидая, когда же случится выстрел. Когда пистолетная вспышка кратко осветит посадку. Казалось мне, что сейчас я хочу этого больше всего на свете.
— Давай! Застрели меня!
Так оно будет и лучше. Ведь не могу же я оставить в живых такого паразита? А чего он сделал в жизни хорошего? Чего полезного? Кому помог? Кого уберег? Кому сделал добра?
Жену свою бьет, в людей стрелять не боится, психопат, одним словом! Да и брат у него тоже тот еще отморозок. Спекулянт. Одного они поля ягоды. Всех своих близких в больничку отправляют. Нагадят, как безмозглые звери, а я все за ними убираю. Все! Хватит!
Я с трудом сглотнул вязкую слюну. Заметил, как дрожит мушка нагана, наведенная Серому меж глаз.
Без него, без этой падали, мир станет только лучше. Только чище и светлей. И мать свою он не будет изводить. Наверняка ж изводит! Вон, в тот раз, когда работал я скорой помощью, почему Серой стало плохо? Из-за ссоры с сыном!
Ей тоже будет лучше, если этот ненормальный сгинет с концами! Если нет, сживет ее Матвей со свету. Рано или поздно сживет. Жену пальцем больше тронуть не сможет, а мать станет тиранить.
Так мало всего этого, он еще и на жизнь моей семьи решил покуситься… Подонок… Остальное все его зло для меня просто меркнет против этого. Тот, кто желает Землицыным зла, жить не должен.
Всем будет лучше. Правильно говорил тогда Вакулин, что с интриганами нужно их оружием бороться. А с психами, тогда — их оружием! С волками жить — по-волчьи выть.
— Стреляй, Землицын!
— С волками жить, — повторил я свои мысли, —
