бардак, когда в сердцах людей полыхнул гнев, вызванный полным отчаянием. В такие моменты никто не станет прислушиваться к здравому смыслу. Соседи станут винить друг друга в смерти близких, мол, это, сука, ты нас заразил! Людям невдомёк, что они были уже мертвы в тот момент, когда обменяли пленных. Но кто станет разбираться, когда невозможно даже понять, что происходит вокруг? Режь, грабь, мсти за близких и наслаждайся мгновением. Ведь неизвестно, сколько ещё тебе осталось.

И во всём этом виноват лишь я. Вот только мне плевать, я предлагал им выбор. Все, даже самые тупые князья уже поняли, что победа осталась за мной. Всего-то и нужно было — сдать мне город. Я бы даже этих чёртовых хизмеев не стал убивать. Ну а что, ведь в чем-то они правы, люди попросту не умеют жить без веры. И да, Москва стала тому самым лучшим примером. Их всех погубила вера в собственную безопасность.

Чем ближе мы подбирались к Кремлёвской стене, тем плотнее сжималось кольцо оцепления. Ещё одно, я оставил снаружи и максимально увеличил количество патрулей. Чтобы даже мышь не проскочила! Никто не должен был покинуть осаждённую столицу, пока я не разрешу. Иначе то, что мы здесь увидели, обрушится на весь мир и тогда…

До центра мы не добрались даже к ночи. Слишком огромную территорию предстояло обыскать, чтобы не оставлять врагов за спиной. Нет, малые группы нас не интересовали, мы опасались выхода армии в тыл. Хизмеи могли легко укрыться с приличным войском под землёй, чтобы впоследствии ударить в спину. А что до мирных жителей?.. Да плевать они хотели на всех, люди лишь помогли поддержать легенду об умирающей крепости. Войны выигрывались и гораздо бо́льшими жертвами, чем какие-то сорок тысяч. Я даже дозоры за спиной оставлял, располагая их у всех бывших станций метро. Старые карты для этого имелись и да, лучше перебдеть.

Естественно, ни о каком дальнейшем продвижении больше не могло быть и речи. В новом мире ночи стали настолько тёмными, что на вытянутой руке пальцев не увидеть. Приборы ночного видения ещё оставались, но не в том количестве, чтобы обеспечить ими пять тысяч бойцов. А вот на несколько сотен часовых их вполне хватило.

Армия замерла. Мы вычистили дома от покойников, но от смрада, впитавшегося в стены, всё равно было не отделаться. К тому же тухлятиной несло отовсюду, и открытые окна мало спасали. Да и октябрь — не лучший месяц, чтобы ложиться спать на сквозняках. И без того от промозглой сырости вокруг люди через одного носом шмыгают. И ведь откровенно чихнуть боятся, несмотря на то, что уже успели переболеть после прививок. Общая удручающая картина вокруг, помноженная на унылую погоду, создаёт особый эффект, после которого хочется бежать отсюда подальше и, желательно, побыстрее.

Ужин натурально пришлось в себя запихивать, и это несмотря на то, что жрать хотелось просто невыносимо. Казалось, будто вся пища пропитана запахом тлена. Впрочем, многие отказались от ужина, несмотря на то, что командование настаивало, но ведь и силком в людей впихивать не получится. Но нашлись среди них и те, кому было начхать на вонь и отвратительный привкус. Порог восприятия всё же сильно разни́тся от человека к человеку. Я честно причислял себя к брезгливым, но всё же смог перебороть отвращение и набить живот кашей. Силы ещё понадобятся.

Едва я завалился на топчан, шикнула рация.

— Анатолий Глебу, приём…

— На связи.

— Как у вас?

— Толь, предполагаю, так же, как и у вас: кругом мертвецы и угнетающая обстановка.

— Я в рот ебал такую атмосферу! Лучше бы тебя послушал и вытравил здесь всех, к ёбаной матери.

— Ого, сколько эмоций. Куда же девался твой гуманизм?

— Честно? Я думал, всё будет выглядеть иначе. Ну слягут люди с температурой… В конце концов, все мы болели и даже на работу с жаром приходили.

— Я знал, что смертей будет много, но тоже не предполагал, что настолько. Увы, сказывается отсутствие медицины и хорошего питания.

— Мы словно в кино о средневековье попали, где эпидемию чумы показывают.

— А разве мы сильно далеко от него ушли?

— Ну не скажи, автомат у меня вполне современный.

— Всё, Толя, отбой. Нам завтра ещё Кремль брать, ты не забыл?

— Боюсь, в него мы тоже просто так войдём.

— А ты не бойся, я тебе гарантирую, что без битвы мы не обойдёмся. Как бы ни выглядел город, выживших здесь тоже хватает, и все они где-то прячутся. Подсказки нужны?

— Вот ты язва! Ладно, конец связи.

— Вот и я о чём… — буркнул я в пустоту и положил рацию рядом на пол.

* * *

Ночью снова пошёл дождь. Одежда напиталась влагой, и влезать в неё утром было крайне отвратительно. А уж каково выбираться из спального мешка, когда за окном всего плюс два, это отдельная история. Первые несколько секунд меня трясло так, что едва зубы друг на друга попадали. Хорошо, что в моём подчинении находится сила, благодаря которой я быстро согрелся и даже комнату протопил. Да, пришлось приложить некоторые усилия, чтобы заставить вибрировать частицы воздуха, но это сработало.

А ещё, я кажется, наконец-то принюхался к смраду. Нет, запах никуда не исчез, просто теперь он перестал казаться густым и невыносимо отвратительным. В общем, привык. И судя по тому, как работали ложками все остальные во время завтрака, они тоже смирились.

Ели по очереди, большими группами. Вначале те, кто проснулся, затем те, кто вернулся из дозора. На это время их сменили сытые и выспавшиеся. Спустя час, когда небо наконец окончательно просветлело, лагерь быстро свернули и войско продолжило работу.

Всё получилось ровно так, как я и предсказал: в Кремль нам войти никто не позволил. И естественно, прежде чем выкатить пред ясны очи защитников все свои силы, мы провели предварительную разведку. В ходе которой и выяснилось, что просто так внутрь мы не попадём. Стены заполнены вооружёнными людьми, ворота наглухо закрыты и, вероятнее всего, стучаться в них бесполезно. Не пустят.

Как только войска, вошедшие в столицу с разных сторон, заняли свои позиции, состоялось совещание генералов.

— Мы можем расставить снайперов вот на эти точки и просто не дадим им высунуться, — предложил командующий западным батальоном.

Родом он был из Тверского княжества и носил странную фамилию: Кауфман. Впрочем, имя-отчество имел обыкновенные: Евгений Борисович, да и внешности был самой, что ни на есть славянской. Розовые щёки, ясный взгляд, светлые волосы. Всегда энергичный и подтянутый, несмотря на возраст в районе пятого десятка. В прошлом офицер и военное дело для него не в диковинку.

Если изначально Тверчане отнеслись к моему походу скептически, то сейчас стали крепкими союзниками. Они были из тех, кто не принимает решения на скорую руку и при первом запахе пороха приняли нейтралитет. То есть не поддержали ни меня, ни хизмеев. К моей армии примкнули лишь тогда, когда стало понятно, в чью сторону склоняется чаша весов. С одной стороны, правильно и предусмотрительно, но меня это всё же задело. Однако ситуация была сглажена очень хитрым способом: их князь поклялся мне в верности, как Императору, одним из первых. Также, ввиду близости княжества к Москве, основные поставки продовольствия, производились через Тверь.

— В этот момент у вас будет достаточно времени, чтобы войти в пролом.

— Это если артиллерия сможет пробить брешь. Эти стены смогли сдержать много желающих, — внёс немного критики Толя.

— Всё так. Мало того, существует опасность ответного залпа, так что расчётам придётся побегать.

— И как вы прикажете это делать в сложившихся условиях? — наконец решился вставить своё слово генерал, отвечающий за крупный калибр. — Вы хоть раз пробовали протащить пушку по раскисшей глине?

— Что с хизмеями внутри? — перебил я начинающий разгораться бесполезный обмен упрёками.

— Неизвестно, — развёл руками Баталин. — Моих людей там нет. Последний сгорел от температуры прямо перед нашим наступлением. Мы даже обнаружили его тело. А люди Филина молчат, скорее всего, спустились под землю вместе с Советом хизмеев.

— Значит, исходить из того, что внутри засели бунтующие, мы не можем? — уточнил я.

— Если смотреть на ситуацию в целом, то вероятность этого очень высока. Иначе всё пространство перед Кремлём было бы завалено трупами. Мы прочесали весь центр Москвы и видели лишь тела и мелкие бандформирования.

— Мы видели много тел, — поправил Толя.

— Мой человек дал ясно понять,