После описанных событий Любимов начинает расправу над непокорными. Объявлены выговоры артистам Никите Прозоровскому и Елене Габец за то, что они были организаторами общего собрания коллектива. В том же приказе они предупреждаются, что если не прекратят свою «преступную» деятельность, то будут уволены. В театр перестали пускать заведующего постановочной частью Юрия Токарева за то, что пошел против «своих».

Борис Глаголин, и.о. директора театра, бывший секретарь партийной организации, продолжает исполнять свои обязанности, несмотря на то что несколько месяцев назад труппа выразила ему недоверие. Именно через него Любимов ведет теперь с непокорными войну на уничтожение. Раньше Юрий Петрович не стеснялся в эпитетах по поводу него, теперь грех ему разбрасываться такими кадрами.

«Холуем Гришина» называл он и другого своего компаньона – Игоря Бугаева, председателя по культуре города Москвы. Именно с ним Любимов наконец-то заключил свой контракт, из-за которого и рассорился с труппой.

Это тот самый контракт, предваряющий приватизацию театра и наделяющий Юрия Петровича неограниченными властными функциями, который поначалу он планировал заключить с мэром Москвы. Но Попов, видимо, не желая портить себе репутацию, от этого дела отстранился, перепоручив его Лужкову, тот – Музыкантскому, а уж Музыкантский – Бугаеву.

Контракт, правда, никто не видел, поскольку Юрий Петрович упрямо продолжал считать его своей личной собственностью, оглашению не подлежащей.

Однако ему напомнили, что законность в России, как это невероятно ни звучит, все-таки существует.

Очень скоро когда-то дружная актерская братия раскололась на два враждебных лагеря, и поэтому было принято единодушное решение разойтись – разделиться на два независимых друг от друга коллектива.

– Как мне не хочется во всем этом участвовать, но я не могу в такое неспокойное время бросить людей. Они ждут от меня поддержки, и я не могу обмануть их ожиданий. Я должен! Ты видишь, что у нас творится за окном. Сейчас всем тяжело. Надо помогать людям выживать, – в который раз как заклинание повторял уже довольно больной Лёня.

По просьбе и от лица артистов нового театра «Содружество актеров Таганки» Лёня пишет «Обращение к общественности»:

«Итак, наши коллеги из Театра на Таганке объявили общественности, что знаменитая Таганка умерла.

Хотелось бы уточнить: умерла она значительно раньше, ну да что поделаешь, если покойник опомнился последним.

Все было обставлено траурно и торжественно, как на действительных похоронах. Венков, правда, не было, что малость снижало впечатление.

Артисты Валерий Золотухин и Вениамин Смехов (дуэт по прежним временам невозможный) срывающимися голосами публично объявляли о закрытии Театра на Таганке. Надо сказать, никогда еще вышеозначенным артистам (а они еще и люди пишущие) не приходилось произносить такого пошлого, глупого, претенциозного текста. Да и заочная режиссура Юрия Любимова была в этот раз не на высоте.

После речей, видимо, предполагался всенародный траур. Или всенародный гнев. Ни того, ни другого не произошло. Народу сообщили о трагедии в прессе и по телевидению, но он то ли не расслышал, то ли думал о своем.

Страшно вам, соотечественники? Ну еще бы не страшно!.. Но сами виноваты – и интеллигенция с ее равнодушием к материальному положению Любимова и “любимовцев”, и трудовая общественность, не поспешившая выразить свое возмущение Губенко и “губенковцам”.

Впрочем, слухи о смерти Театра на Таганке, как выяснилось, сильно преувеличены. Госфинансирование продолжается, и “любимовцы” собираются на очередные гастроли за рубеж.

Так что для испанцев, голландцев, немцев и прочих разных шведов Театр на Таганке продолжает оставаться живым, а вот соотечественники будут сурово наказаны.

Спрашивается, чего же добиваются Любимов и его сторонники, постоянно домогаясь внимания властей и общественности? Чего еще недодала им страна для полного счастья? А самой малости – чтобы Губенко и его товарищи освободили помещение театра от своего присутствия.

Казалось бы, ну чего изменится от этого в жизни “любимовцев”? Вернется молодость, прибавится таланта? Любимов навсегда приедет в Москву? Воскреснет былая слава?

И как можно делать залогом собственной жизни чью-то смерть? Да еще при этом бормотать что-то относительно этики, нравственности и приличий?

Живи и жить давай другим. Но нет, любимовцы пришли в такое отчаяние, что жить не хотят. Ну, не хотите – умирайте. Только тогда уже лежите смирно, не ворочайтесь и не ковыряйте изнутри крышку гроба. И тем более не шантажируйте власти и народ. Время жестокое, им не до вас.

Новый же театр, “Содружество актеров Таганки” под руководством Губенко, ничьей смерти не требует и сам умирать не собирается. Даже наоборот – собирается еще малость пожить и поработать – чего желает и своим бывшим коллегам из Театра на Таганке».

23 сентября 1992 года

Актеры и представители творческой интеллигенции обратились к Ельцину с письмом о сложившейся ситуации в Театре на Таганке.

Резолюция президента:

«Ю.М.Лужкову. Нужно решить общим собранием, тайным голосованием. Если решение о разделе будет принято, то, к сожалению, вынужден согласиться.

Б.Ельцин».

За ней последовала другая:

«Тов. Коробченко В.А. Прошу организовать работу по решению поставленного вопроса в соответствии с решением Президента Ельцина.

Ю.Лужков».

30 октября 1992 года

Театр проголосовал за разделение на два коллектива:

146 человек – за;

27 – против;

9 – воздержались.

19 ноября 1992 года

Президиум Моссовета утверждает разделение театра и выступает учредителем нового коллектива.

Любимов раздел не признает. Резолюция президента России блокируется.

Когда на собрании (11 октября) уволенный артист попытался прочитать резолюцию Ельцина, Юрий Петрович его прервал: «Без меня вам даже президент ничего не утвердит».

В воздухе повис вопрос: КТО В КОНЦЕ КОНЦОВ ПОБЕДИТ – РЕЖИССЕР ИЛИ ПРЕЗИДЕНТ?..

И Любимов, и Губенко собирают журналистов на пресс-конференции (3 апреля в стенах театра – Любимов, 7 апреля в здании Министерства культуры – Губенко). Губенко объявил, что не ученики предали учителя, а учитель предал учеников.

– Любимов предал свой театр в 1983 году, когда отказался вернуться в Россию. А вторично предал в 1990 году, когда, получив и гражданство, и театр, предпочел работать на Западе по валютным контрактам.

Губенко говорил и о том, что вернувшиеся из эмиграции много и широко жертвуют Родине (Вишневская, Ростропович), создают фонды, привозят медицинское оборудование, а Юрия Петровича интересует только коммерция. За счет театра он оплачивает декорации и костюмы для спектаклей по своим западным контрактам. И главное, за что он борется, – это сохранить под единым началом три сцены театра и ресторан, которые хотя нельзя приватизировать, но использовать можно по своему разумению.

* * *

Юрий Петрович с несколькими актерами работает за рубежом. И хотя театр закрыт, но при этом приносит неплохие дивиденды. Новая сцена постоянно сдается различным коммерческим структурам, а Малая сцена с некоторых пор арендуется какой-то японской фирмой, которая