Шрифт:
Закладка:
Со слов Элеоноры знал, нархоз — сугубо женский вуз. Парней мало, они наперечёт. Можно сказать, мужчины выступают здесь в качестве товара повышенного спроса — как австрийские сапоги по талонам в салоне «Счастье». Те, что есть, зачастую из «золотой молодёжи». Высокопосаженные родители, если по каким-то причинам не пристраивают наследников на престижный юрфак Белгосуниверсита либо в кузницу кадров комсомола — истфак того же университета, а также в Институт иностранных языков с шансом работы за границей, то остаётся торговый факультет нархоза, тоже вполне себе вариант.
Но субъект в телогрейке и кирзачах автоматом выпадает из круга достойных лиц, обладая магией отвода глаз. Встреченная стайка девиц, по какой-то причине перетекавших из аудитории в другую аудиторию, распласталась по противоположной от Егора стенке, стремясь не прикоснуться к его ватнику как к одежде зачумлённого.
Сам он с удовольствием разглядывал студенток. Конечно, большинство несло печать неизгладимой провинциальности, даже хуже, чем у филологинь из четвёртой общаги БГУ. Но были и такие… В общем, Элеонора урвала свою корону главной миски нархоза в трудной борьбе, респект.
Наконец, нашёл деканат с одинаковыми во всех учебных заведениями списками, о конфиденциальности личных данных в СССР 1982 года никто слыхом не слыхивал. Так, Ольга Плоткина… Есть! Факультет советской торговли (будто за углом — факультет антисоветской), первый курс, группа, расписание занятий этой группы, подгруппа английского языка. Плохо, что первый курс. Семнадцать лет, малолетка. Даже если с ног до головы в косметике, в мини-юбке и прочих атрибутах взрослости, обычно эсесеровские девочки в этом возрасте зажатые. Смелые эротические фантазии её усопшего воздыхателя материализуются для неё, видимо, гораздо позже. И с другим теперь партнёром.
Около кабинета английского обнаружилась крышка чего-то стр-рашного с красной молнией и красными же на белом цифрами 220. Очевидно, это был дедушка электрических распределительных шкафов будущего. Егор мужественно снял крышку и сделал вид, что колупается в электрическом ливере здания.
Прозвенел звонок на короткий пятиминутный перерыв между часами первой пары. Студентки повалили на коридор. Крашеная пепельная блонди вроде похожа на эскизы из дневника… Максимально, насколько позволяла электробезопасность, Егор сунул пятак ближе к проводам и искоса наблюдал за девицей.
Блонда отошла шагов десять к окну, приткнулась попой в туго обтягивающих джинсах к подоконнику и закурила. Приметы совпадали с показаниями наркоторговца. Худая, но с неплохо обрисованной грудью в облегающем чёрном гольфе и тонкой цепочкой вокруг ворота, она не смотрелась провинциалкой среди своих явно районных одногруппниц, одетых похожим образом, словно джинсы и гольф введены в качестве униформы нархоза. Лицо смазливое и… да, стервозное, Илья точно уловил. Почему именно в таких баб, с отпечатком порочности, влюбляются мужики? А этой же восемнадцати нет!
— Олька! У нас физра третьей парой. Идёшь? — донеслось до электрощита.
— Да ну её… Я освобождение сделала.
Голос был жеманный.
— Растолстеешь как я!
Вопрошавшая, по виду и замашкам — будущая материальная в промтоварном магазине или заведующая комиссионкой как Прокофьевна, явно не тяготилась избыточностью своих форм, чрезмерно округлых уже на первом курсе.
— Завтра танцы. Растрясу.
Наверно, можно было ещё многое интересное услышать, но самозваного электрика спугнула дама административного вида, фланировавшая по коридору. Он счёл за лучшее захлопнуть крышку и ретироваться, переждав до звонка в туалете, где вновь обрёл приличный образ. Осталось выяснить, где и когда будут танцы.
До допросного конвейера оставалось ещё больше двух часов. Вспомнив о просьбе Сазонова, Егор двинул на автобазу, что на улице Свердлова, от нархоза ехать удобно. Там заполнил бланк выемки документов о ремонте бежевой «волги», в девичестве — чёрной.
Бухгалтерша аж подскочила, резко подорвав с кресла объёмистые телеса. Хотела бежать к начальнику автобазы, как-то согласовывать щекотливые места.
— Сидите, гражданка! — Егор выставил ладонь вперёд, и мадам, вздумай продолжить перемещение, упёрлась бы в неё, а целовать милицейские руки явно не входило в её намерения. — Я не собираюсь проверять правильность расчётов. Мне просто нужна цифра — сколько потерпевший заплатил за машину и за ремонт. Понимаете? Цифра должна фигурировать в обвинительном заключении: путём угона и повреждения злодей причинил потерпевшему ущерб в сумме столько-то рублей и столько-то копеек. Могу и в банке запросить сведения о приходе налички, но зачем?
— За ремонт он ещё не внёс…
— Мне без разницы. Хоть сто рублей, хоть десять тысяч.
— Нет, ну там не сто… — дама с высоким начёсом и, наверно, шиньоном под собственными волосами, несколько успокоилась и вернула зад на привычный насест. — Где-то сто восемьдесят…
За восстановление разбитого в хлам автомобиля, где целой осталась разве что запаска, выписали счёт, примерно равный цене трёх аккумуляторов. О фактическом уничтожении машины имеются фотоснимки, их копии — в КГБ. Народ совсем берега потерял!
Егор мученически закатил глаза.
— Гражданочка! Ещё раз. Мне всё равно — сколько. Нужна бумажка с вашей печатью и указанием цены с точностью до копейки. В результате преступления разбито десять машин, виновный на зоне будет зарабатывать хорошо, если рублей тридцать-сорок. То есть ваш клиент всё равно получит начисление полтора-два рубля в месяц и плюнет на них, потому что лень из-за грошей ходить на почту, выстаивать очередь. Увы, вот так оно.
— Бедный Урюпин! И тесть его, выходит пострадал. Хорошая у них семья, дружная. Зачем им такое горе?
За причитаниями мадам накатала справку. Сама, не доверила подчинённым барышням. Сбегала за подписью в кабинет зам начальника автобазы.
— Вот, возьмите. А вы уже поймали угонщика?
— Близки к этому.
Егор постарался скрыть эмоции. «Хорошая семья» заплатила тысячу двести рублей тридцать одну копейку за очень живую «волгу». Она тут же за семьдесят восемь рублей прошла капиталку на базе. С полной покраской чёрного кузова в бежевый цвет. А за её восстановление из руин от владельца причитается сто восемьдесят четыре ноль-ноль. Впрочем, уже восстановили.
Сунув справку, которая обойдётся очень дорого одному из друзей Жабицкого, Егор мило попрощался с начёсанной дамой и вернулся в РОВД. Суммы, за которые тесть устроил зятю машину, озвучил Сазонову по телефону. Полковник, услышав цифры, произнёс любимое слово Вильнёва:
— Наглец!
Перекусив, молодой следователь принялся изводить бумагу по поводу холодильника «Саратов», пары велосипедов, шубы из гардероба, подрезанного кошелька в гастрономе, запаски из «Жигулей», лобового стекла из других «Жигулей», приёмника из третьих «Жигулей».
Свою машину, по наводке торговых работников,
