Шрифт:
Закладка:
– Сбитень пей! Он тоже целебный, – проворчал Ефим.
Ясно, понятно. Не мое дело, значит. Ну, не очень-то и хотелось. Никого не казнили – и то ладно.
Скрипнула дверь, и в дом вместе с облаком пара вошел здешний деревенский староста. Стащил с головы шапку, перекрестился на красный угол и, подслеповато щурясь, подошел к нам.
– Доброго вечеру, служивые.
– И тебе здравствовать, мил человек. Садись вот, поужинай с нами чем Бог послал, – ответил ему Фомин.
– Благодарствую. Уже отужинал, – отказался тот. – Я к вам чего подошел-то?
Мы все трое вопросительно вскинули бровь. Все-таки мимика ундер-офицера Фомина заразна. Ладно я, у меня это возрастное – чужие привычки перенимать. Но Ефим-то чего?
– Так это… Ночь уже, значит. Мы сейчас рогатки ставить будем, чтобы вы знали, значит. И это… раз уж вы тут на постой встали – стало быть, ваш человек с билом ходить будет? Или мне все же своих выводить?
Било – это такая доска или железка, по которой стучат колотушкой. В каждой деревне есть большое било – бюджетная замена дорогому сигнальному колоколу – и малые, переносные. С малым билом каждую ночь по деревне ходит человек и стучит. Зимой в лесу холодно и голодно, всякий зверь тянется к деревне, к теплу. А хищники еще и на запах скота идут. Резкий звук била, как правило, отпугивает дикого зверя. В деревне по ночам нет тишины. Если вдруг в деревне тихо – это верный признак того, что случилась какая-то неприятность.
Да и вообще на ночь оставлять деревню без присмотра – плохая идея. Топят ведь по-черному, мало ли что? А так можно и пожар вовремя углядеть, или наоборот, если у кого дым идет не как надо – так может, они там угорят сейчас все…
В Лифляндии я такого не замечал. То ли там хищного зверя в лесах давно повыбили, то ли другая культура, то ли просто летом другие порядки…
Фомин кивнул старосте, быстро допил чай из кружки и поднялся.
– Серов, за мной.
И кто бы сомневался? Ну ладно, пойдем, посмотрим, где тут с билом ходить и что на ночь рогатками перегораживать.
– А что, отец, места у вас здесь спокойные? Разбойники не шалят по ночам? – спрашиваю просто так, поболтать по пути.
– Да всякое бывает! – охотно отвечает староста. – Вот, к примеру, пару недель тому назад было. Посреди ночи вдруг слышу – свист, улюлюканье, пальба! Какая-то шайка варнаков прямо ночью по тракту шла, а за ними целый отряд военных. В погоню, стало быть. Уж не знаю, чем там у них дело кончилось, но страху натерпелись – жуть!
– Правда? А чего страху натерпелись, если они мимо шли?
– А ну как лиходеи деревню подпалят мимоходом? Им же это раз плюнуть! Просто так, чтобы удаль свою показать! Кто знает, чего они там себе думают?
Фомин отдал нужные распоряжения, и я пошел поднимать дюжину своих, выставлять рогатки, где указано. Староста еще оправдывался – мол, если они сами своими рогатками тут все перегораживать будут – вдруг мы подумаем, что это бунт? Ага, обязательно так и подумаем, конечно. И деревню подпалим, как же без этого.
В середине деревни, там, где каптенармус Рожин составил сани ротного обоза, ходила караулом пара солдат из капральства Силы Серафимовича.
О, знакомые все лица!
Подхожу и приветствую одного из солдат:
– Как дела, Памятник?
Думал, после той ночи он будет на меня волком смотреть. Зло затаит. Я ж его тогда чуть не пристрелил.
К моему удивлению, Памятник мне улыбнулся. Искренне. Странно было видеть улыбку на его злом лице.
– Доброго вечера, господин капрал!
Я даже слегка растерялся. Подтрунивать сразу расхотелось, и я ляпнул невпопад, просто для поддержания разговора.
– Ну и как тебе у нас? Как муштра?
– Да муштра как муштра. Что я, муштры не видел, что ли? – Памятник повел плечами. – А вообще… Я ж тогда, знаете… Батюшке на исповеди уже все как на духу выложил. Всякое в голову приходило, господин капрал. И дурное тоже. А теперь вот даже и рад, что все так случилось.
– Вот как?
– Тут… Ну, вот это все… Не как там, понимаете?
– Лучше? Или хуже?
Памятник покрутил головой, словно подбирая нужные слова, окинул взглядом заставленную обозными санями тесную деревенскую улочку.
– Оно вроде и на войну идем, господин капрал. А все равно как будто даже и дышать легче.
Дорога шла вдоль берега озера, и раскинувшийся на противоположном берегу городишко Мариенбург можно было рассмотреть во всех подробностях.
Первое, что бросилось в глаза, – это развалины когда-то большой каменной крепости. Они находились на небольшом острове неподалеку, и от острова с руинами к берегу был перекинут длинный узкий мостик. Разрушена крепость была довольно давно, и чинить ее, по всей видимости, никто не собирался. По крайней мере, никаких признаков стройки на островке я не заметил. Вот на берегу – там да, там виднелось большое здание, все укутанное строительными лесами. Делали с размахом что-то длинное и трехэтажное. И делали, по-видимому, давно. Леса и подмостки уже успели почернеть от времени, а территория вокруг пребывала в состоянии многолетнего строительного бардака. То ли чья-то усадьба будет, то ли монастырь какой-нибудь. Или так и останется долгостроем, когда заказчик от старости помрет.
А крепость так и стоит заброшенными обломками, и никому до нее дела нет. Лишь снежные шапки на руинах башен, зияющие проломы стен да вороны, кружащие в вечернем небе.
В целом Мариенбург производил унылое впечатление. Дороги, которые никто не чистил от снега, маленькие одноэтажные домики, хаотично раскиданные вокруг бывшей городской стены.
Каменных домов совсем мало. Ратуша, гостиный двор и несколько скромных особнячков. Как-то совсем не солидно для города. Здешние обыватели живут так, будто они беднее деревенских. Или это просто зимний вечер окрасил городок в такие тоскливые цвета?
– А чего это тут так мрачно, крестный? Даже вон на монастырских землях вроде того же Таилово дома побогаче…
Шагающий рядом Ефим пожал плечами.
– Такой хозяин, значит.
– Погромче кричи, господин Иванов, – вполголоса проговорил шедший по левую руку от Ефима солдат Архип, – пусть все слышат.
Ефим вопросительно глянул на опального солдата, и тот пояснил:
– Этот город пожалован матушкой-императрицей его сиятельству вице-канцлеру. Так что ругай усерднее. Глядишь, тогда и на войну идти не придется. Отправишься в Эстляндию, болота осушать.
– Если с тобой вместе, то можно и в Эстляндию, Архип, – отшутился Ефим. – Будем там мох лягушкам продавать, да с прибылью!
– Как знаешь, – пожал плечами Архип.
– Странно, – задумчиво сказал я. – Вроде если хозяин – сам канцлер, так его имение должно в золоте купаться и все окрестности под себя подминать. Или я чего-то не понимаю?
