больше желал тратить время именно на неё. Ради этого он даже перевёлся из Московского Центра в Царицынский, когда узнал о приказе императора. Отец и матушка были недовольны, но Владимир остался непоколебим. Пусть его порой и считали робким, но когда была нужда, парень не пасовал и доказывал, что не слабак.

— Как думаешь, что скажет твой дедушка, когда Дмитрий ему расскажет? — спросил он.

Владимира очень волновал этот вопрос. И если брат его возлюбленной был хоть и странным, но вполне себе мировым человеком, как парень понял по их знакомству, то о Белове Петре Алексеевиче ходило слишком много противоречивых слухов. Что он жестокий человек, изверг и убийца. Что для него нет ничего святого. Но как-то эти слухи не сходились с тем, что он слышал от бойцов Центра. Те, наоборот, считали Петра Алексеевича чуть ли не героем, который спас жизни ребят в том злополучном вторжении тварей, за которое он и получил награду. Владимир очень надеялся, что глава рода не станет считать его врагом, когда узнает его фамилию, а выслушает и поймёт стойкое решение. Ведь… Они оба любят Кристину и желают ей лишь лучшего.

— Всё будет хорошо, — слишком уж беззаботно ответила девушка, пожав плечиками и отпив сока. — Я больше переживала не за дедушку, а за брата. Но он тебя принял, а значит, всё хорошо.

— Эм… А разве не за Петром Алексеевичем последнее слово? Он же глава рода, — не совсем понял парень.

— Как тебе сказать… — задумалась Крис и постучала пальчиком по подбородку. — Деда — глава рода и выступает его лицом, но брат… Он с ним считается, понимаешь? Вот ты можешь прийти к своему отцу и сказать: «Этот план херня, у меня есть лучше, будем делать по-моему?»

Владимир поперхнулся апельсиновым соком, недоуменно посмотрел на улыбающуюся Кристину и задумался.

— Нет… Я бы, наверное, так не смог, — покачал он головой. — Одно дело, когда ты настаиваешь на определенном решении, которое напрямую связано с тобой, а другое — с политикой рода.

— Ну вот. А Дима так может. Мне вообще иногда кажется, что для него нет авторитетов. Нет, он не дурак и понимает, когда нужно действовать, а когда стоит промолчать. Но знаешь… Я бы больше переживала, когда он молчит. Это значит, что он от своего не отвернулся, а просто решил подождать, чтобы потом прийти и всё равно действовать. Такой вот у меня братик.

После слов Кристины Дмитрий открылся для юноши с новой стороны. Для выросшего в семье потомственных аристократов для него было дико, что наследник напрямую диктовал условия движения рода. Он мог давать советы, это да, как и выказывать точку зрения… Но действовать? Отец бы подобное не спустил Владимиру. В этом он был уверен.

«Стоп! Это ведь получается…»

— Ты сказала, что он принял меня. Это значит, что он уже всё решил, а не стал ждать и менять своё решение?

— Ага, — улыбнулась девушка, нежась в лучах солнца. — Ты прошёл его проверку, но я уверена, что будут ещё.

— Эм… какие?

— Не знаю, — ответила Кристина. — Но то, что они будут, я уверена. Для него ты хоть и являешься первым претендентом на мою руку, но всё же остаёшься врагом. И пока он не убедится в том, что тебе можно доверять, будет относиться несколько иначе.

«Помни про моё третье условие и Славика! Помни про…» — словно набатом зазвучали слова Дмитрия в голове парня, отчего он сглотнул ком.

— О, смотри, дядя Миша что-то поймал! — толкнула его Кристина в плечо и указала на шедшего в их сторону мужчину.

— И правда, — улыбнулся Владимир.

Тот, кого его любимая с такой радостью называла дядей Мишей, при первом знакомстве заставил парня не на шутку забеспокоиться. Врал его отец, когда говорил, что у Беловых не осталось сильных людей… Романенко Михаил Петрович был опасен. Чертовски опасен, а его мощь парень ощущал даже здесь, сидя на покрывале. Но почему-то улыбающийся мужчина, что показывал улов радостной Кристине, по ощущениям даже и близко не стоял рядом с Дмитрием.

— И он мой ровесник, — кисло ухмыльнулся Шереметьев, вспоминая то чувство силы, которое ощутил, когда Белов взял его за руку. — Похоже, я и правда не забуду его предостережений.

Глава 11

— Ненавижу белок, — криво хмыкнул я, хлопая по рукаву спортивного костюма и пытаясь его потушить.

Славик гнал во весь опор, прыгая по деревьям и уклоняясь от всевозможной дичи, что белки пускали в нашу сторону. Магия, стрелы, туши белок в доспехах, выпущенные катапультами с веток! Всё происходящее вызывало дикий сюрреализм и невозможность, но теперь это объясняло, почему разлом был насыщенного цвета. Его сложность явно не соответствовала красному, а была выше.

А ведь всё начиналось красиво. Славик выпил кофе, взбодрился, а потом заставил взбодриться белок. Малой особо не церемонился и сразу показал, кто в новом доме батя, сожрав ближайших грызунов. Души белок стали заполнять мой Океан, а малой получал пищу для развития и роста. Все в выигрыше. Ага, так было, пока к грызунам не пришло, мать его, подкрепление! Да такое, что даже мои Барьеры тут не особо помогали! Я защищал себя и Славика, истребляя боевых белок, попутно работая клинком и прикрывая мелкого. Он выступал основной ударной силой, а я был позади и держал тыл.

Судя по всему, те белки, которых мы встретили первыми, были какими-то слабаками. Даже их внешний вид и доспехи оставляли желать лучшего, сразу же намекнув о том, что те — либо изгои, либо хер знает кто.

— Р-а-р! — рыкнул Славик и в прыжке с одного дерева на другое ударом лапы сломал большую ветку, где сидело штук двадцать белок.

Те с воплями и писком начали падать вниз, а я резко вытянул руку за спину и создал Барьер Льда.

Полыхнуло. Немалых размеров шар огня врезался в Барьер и начал плавить его! Сука, что это за белки такие, мать его⁈

От холодного воздуха Барьера мои волосы покрылись инеем, как и часть шерсти Славика. Но жар огня быстро с этим справился, превращая холод в пар.

— Туда! Реще! — указал я пальцем на тёмную чащу. — И сразу превращайся!

Малой понял и стартанул с такой скоростью, что я еле удержался за его загривок. Хорошо, что клинок не выронил! Родовой меч — это не хухры-мухры и терять его нельзя!

Оттолкнувшись от огромного дерева, что напоминало секвойю, он начал возвращать себе миниатюрный рост. Я ощутил под задницей пустоту, хмыкнув и перегруппировавшись в воздухе.

Давай, Райнер. Как в старые добрые!

Развернувшись в полете, я хватил Славика одной рукой