его есми соблюл». И рече князь Володимер Ондреевич: «Да известно ли еси видел его. Имите ми, брате, веру; аще кто обрящет брата моего, то поистинне боле у нас будет». Рачителнии же отроцы разсунушася по побоищу по великому. Овии же наехаша Михаила Александровича Бренка и чаяша его великим князем, инии же наехаша князя Федора Семеновича Белозерского, и чаяше его великим князем, зане же приличен бяше. Некий же воини, великии витязи, уклонишася на десную страну в дубраву, единому имя Сабур, а другому Григорей Холопищев, родом же оба костромичи. И мало выехаша с побоища, наехаша великого князя бита велми и отдыхающа под древом березою. И видевше его скочиша с коней и поклонишася ему. Сабур же скоро возратися ко князю Володимеру Ондреевичю и поведа ему, яко князь великий добр, здоров и царствует в веки. Вси же князи и воеводы наехавше скоро снидоша с коней и поклонишася ему, глаголюще: «Радуйся, о вседрагий наш княже, вторый Александр и Ярослав новый, победитель врагом нашим. Сия победа честь тебе, нашему государю, подобает». Князь же великий едва с нужею проглагола: «Поведайте ми победу сию». Рече же ему князь Володимер Ондреевич: «По милости божии и пречистой его матери и молитвами сродник наших Бориса и Глеба и Петра московского святителя и игумена Сергея и всех святых молитвами, врази наши побеждени суть, а мы спасохомся». Князь же великий, то слышав, воста и рече: «Сий день, иже сотвори господь, возрадуемся и возвеселимся в онь, сий день веселитеся людие». И рече: «Велий господь и чюдна дела твоя, ни едино же есть слово доволно к похвалению чюдес твоих. Вечер водворится плачь, а заутра радость». И рече: «Хвалю тя, господи боже мой, и почитаю имя твое святое, яко не дал еси нас в поругание врагом нашим и не дал еси нас в похвалу иному языку, иже нам умыслиша и над ними збышася». И рече: «Суди, господи, по правде моей, да скончается злоба грешных, аз же в веки уповаю на тя».

И приведоша ему конь кроток и всед на него, выеха на побоище и виде многое множество битых, войско свое, а поганых вчетверо того избито. И обратися к Дмитрею Волынцу и рече: «Воистинну многоразумен еси человек и неложна примета твоя, подобает ти всегда воеводствовати». И нача з братом своим и со оставшими князи ездити по побоищу, радостныя слезы испущающе, и наехаша на место, на нем же лежит 15 князей бел озерских, убитых вкупе, толми напрасно бьющеся, един единаго ради умре. И близ Ту лежит убит Микула Васильевич, над ними же став государь над любезными рабы своими, нача плакатися и рече: «Братия моя милая, князи русския, аще есте дерзновение получили от бога и молитеся о нас, вем бо яко слушает вас бог». И паки на иное место приехал и наехал любовника своего Михаила Ондреевича Бренка и близ его лежит Семен Мелик, твердый страж, и близ его лежит Тимофей Волуевич. Над ними же став князь великий плакася и рече: «Братиа моя милая, моего деля образа Михайло убен еси, кто бо таков раб моги государю служити, яко мене ради на смерть сам поехал, воистинну древнему подобился еси Авису, иже ис полку Дарьева выехал». И паки рече Мелику: «Крепкий мои стражу, твоею стражею крепко пасомы есмя». Прииде же на иное место, обретоша Пересвета чернца и близ его лежаща нарочитого багатыря Григорья Капустина. И рече князь великий: «Братия, видите ли своего чиноначалника? Той бо победи подобна себе, от него же было пити многим людем горкую чашу». И став на месте своем и повеле собранною трубою трубити. Храбрыя же доволно испыта оружия своя, о сыны измаилтеския, со всех стран грядуще, аки соколи слетаются под трубный глас, весели ликующе, ови богородичныя стихи поюще и мученичны подобныя, ови крестныя.

Собранным же всем людем, князь же великий ста на костех татарских и рече: «Считайтеся, братия, колких у нас воевод нет и колких молодых людей». Говорит Михайло Александрович московской боярин: «Нет, государь, у нас 40 бояринов московских, да 30 бояринов серпоховских, да 30 панов литовских, да 22 бояринов переславских, да 20 бояринов костромских, да 30 бояринов володимерских, да 50 бояринов суздалских, да 40 бояринов муромских, да 34 бояринов ростовских, да 23 бояринов дмитровских, да 60 бояринов можайских, да 30 бояринов звенигородцких, да 15 бояринов угледких. А изгибло у нас, государь, дружины, посечено от безбожнаго царя Moмая — полтретья ста тысяч, а осталося у нас толко пятьдесят тысяч. Князь же великий Дмитрей Иванович ста посреди их плакася и радуяся, глаголаше: «Братия моя милая, князи русския и бояре местные, сынове христьянстии. Подобает вам тако служити, а мне вас по достоянию хвалити. Внегда упасет мя господь, буду на своем столе на великом княжении, и то по достоянию учну вас жаловати, ныне же кождо своя управите да похороним кождо ближнего своего, да не будет во снедь зверем [282] христьянская телеса». Князь же великий стоя за Доном, донде же розобраша христьянская телеса с нечестивыми, да не истребятся праведныя с нечестивыми. Христьян бо похорониша, сколко успеша, а нечестивыя повержени быша зверем на снедение.

Князь же великий Дмитрей Иванович возратися оттуду в богохранимый град Москву во свою отчину с победою великою, одолев ратных, победив враги своя, и мнозии вой его возратишася, яко обретающе корысть многу. Поведаша же великому князю Дмитрею Ивановичю, что князь Олег рязански посылал Момаю на помощь свою силу, а сам на реках мосты переметал. А хто поедет з Донского побоища сквозе его отчину Рязанскую землю, и тех велел имати и грабити. Князь же великий Дмитрей Иванович хоте противу на князя Олга послати свою рать, и се внезапу прнехаша к нему бояре резанские и поведаша, что князь Олег повергл свою землю Резанскую, а сам побеже, и со княгинею и з детми и з бояры. И молиша его много о сем, дабы на них рати не послал, а сами ему биша челом и урядившеся у него. Великий же князь Дмитрей Иванович приим челобитье их, рати на них не посла, а на рязанском княжении посади наместники своя.

Тогда же Момай не во мнозе убежа и прибежа в землю свою, не во мнозе дружине, видя себе побежена и посрамлена и поруганна, и паки гневашеся и яряся зело. И собраша остаточную свою силу, еще восхоте изгоном итти на Русь. И сице ему умислившу, и се