окружала мрачная темнота. Она расступалась перед клиньями желтого света, словно толпа перед опасным зверем и жалась к стенам. Звук шагов глухим эхом раскатывался в мертвой тишине, разлетался по коридорам и блуждал призраком по глухим лабиринтам авианосца. Мне стало жутко. Из кромешного мрака нам навстречу выплывали двери, углы, трубы, стены. Казалось, мы плаваем в этой черноте, подобно дайверам в катакомбах затонувшего судна.

Чудилось, что из темноты вот - вот появится полусгнивший труп матроса в истлевшей тельняшке, с распахнутыми челюстями и дырявыми глазами. Жуть зябкими пальцами сжимала мое трепещущее сердце. А когда-то здесь суетились матросы, командиры отдавали приказы, все здесь чему-то служило, для чего-то предназначалось. Чувствовалось, что жизнь оставила его давно. Корабль остыл, запахи выветрились, звуки стихли.

Я налетел на Андрея и ойкнул.

- Михалыч, держи себя в руках, - проговорил Андрей.

- Прости, - прошептал я и отступил. Мы поднялись на два уровня выше и оказались на капитанском мостике - застекленное с трех сторон помещение, пульты утыканные датчиками, тумблерами, кнопками, широкие мониторы, микрофоны, несколько кресел.

Я посветил через стекло на палубу. На носу едва различался серый силуэт нашего крохотного самолетика.

- Вот это монстра, - выдохнул я.

- Не хило, не хило, - с уважением проговорил Андрей. - Надо попробовать, может аварийный свет удастся включить.

Зашарили лучами по стенам. Ничего похожего на рубильник не нашлось. Тогда Андрей шагнул к приборной панели и принялся щелкать, нажимать на все кнопки, что попадались под руку.

- Мертвяк, - констатировал Андрей через некоторое время. Свет его фонаря снова заскользил по рубке и остановился на стальной двери в торцевой стене, - ну -ка, а что там? - проговорил он не громко. Мы подошли к проему. Андрей надавил на рукоятку, открыл полотно. Нам навстречу ринулась темнота. Прорезая ее, как нож масло, желтые кругляки заскользили по помещению. Все стены были увешаны мониторами, под ними размещались столы с клавиатурами и мышками. Слева на полке ровным рядом стояли скоросшиватели, некоторые валялись на полу.

- Надо думать, это бошка, - произнес Андрей. - Заходим, Михалыч.

Подсвечивая себе фонарем, Андрей принялся собирать папки с пола и выпавшие листы. Я прошелся вдоль столов, нажимая все кнопки подряд. Бес толку. Помог Андрею собрать папки, после чего сгребли с полок остальные и перенесли все на мостик.

- Так, - тяжко выдохнул Андрей, - сколько времени? - посветил себе на часы, - десять минут двенадцатого. - Посмотрел на меня. - Сможешь сам найти инструмент?

Бродить одному в брюхе железного монстра было страшновато, я неуверенно кивнул. Еще несколько секунд стоял не двигаясь, надеясь, что Андрей уловит мое настроение и мероприятие перенесет на завтра.

- Чего менжуешься, старичок? Никто тебя там не съест. Давай чеши по холодку, - подмигнул мне, как показалось, злорадно.

- Да я не менжуюсь, - проговорил я не особенно бодро, развернулся и пошел на выход.

Я крался вдоль стен, озирался, дергал фонарем, стараясь осветить все углы разом. Сердце стучало во все барабаны, и не было сил его усмирить. Казалось, гулкие его удары разносятся по кораблю приманивая ко мне всю нечисть. Почувствовал, что пол под ногами едва колышется. В такт переваливаниям авианосца на волнах тоненько и тоскливо поскрипывало что-то глубоко внизу.

Обмирая от страха, я спустился еще на два уровня. Здесь кроме явного скрипа, который по мере моего приближения усилился, слышались металлическое звяканье, как будто подвешенных цепей, гулкое перекатывание по полу чего-то тяжелого и цилиндрического, глухое перестукивание, похожее на резиновые молоточки. И еще… улавливалось среди этой мертвецкой какофонии неразборчивое бормотание и шорохи.

Казалось, судно живет своей загробной жизнью, стало вместилищем неприкаянных душ умерших матросов и мичманов, которые вселились в его механизмы. Боксы, рубки, трюм, каюты, разнообразные приборы, устройства переговариваются, перешептываются между собой, вспоминают.

По коже пошел мороз. Воображение с каким-то зловредным ехидством подкидывало один образ страшнее другого.

Я спустился еще на ярус и все… идти ниже не мог себя заставить. Казалось, темнота с каждым метром становилась чернее, плотнее, душнее и обитаемее. Долго осматривался, не в силах оторвать ноги от пола, все мерещились притаившиеся твари, слышались странные шорохи. Наконец, отколовшись, как айсберг от ледника, я отпустил перила и задрейфовал по узкому коридору вправо. Осторожно открыл дверь. Она поддалась тяжело. С замиранием сердца ждал скрежета, от которого, казалось, лопнут барабанные перепонки. Сантиметр за сантиметром я отодвигал железное полотно и протиснулся в щель, едва это стало возможным.

Луч фонаря вспорол застоялую черноту и растаял вдали мутным пятном. Проскользил в пустоте, чиркнул по чему-то серебристому. Я вернул свет. Метрах в тридцати от меня стоял одинокий, позабытый всеми самолет. Казалось, он спит летаргическим сном. Я поспешил отвести свет, опасаясь, что таким образом разбужу его, и он зашевелится, разворачиваясь ко мне на шасси. Что будет потом уже не узнаю - сердце мое взорвется еще до того как он откроет глаза.

Прислушиваясь к спящему самолету и мраку в целом, я медленно вел светом по стенам ангара. С неприязнью отмечал заметную дрожь луча. «Раз самолет здесь, возможно, здесь и мастерские», старался я отвлечься от мрачных картин. Очень хотелось в это верить. Опасаясь потеряться в безбрежной темноте, двинулся вдоль стены. Придавленный масштабами чувствовал себя тараканом в кладовке великана.

Шел неимоверно долго, начал опасаться, что никогда не достигну торцевой стены, что она вообще не существует, а сам я брожу в лабиринтах своего сна. Эта безумная, пугающая мысль с каждым шагом все сильнее укоренялась в моем сознании.

Уже готов был повернуть назад, когда луч уперся в металлическую плиту. Я с облегчением выдохнул. Достиг угла и снова шел. Шел долго, может, потому так выходило, что переставлял ноги лилипутскими шагами на полстопы? Может и так, но эта была та скорость при которой я мог осмотреться и оценить угрозы. Наконец, наткнулся на проклепанную дверь. За ней на стеллажах лежали различные агрегаты, узлы, запасные детали для самолетов. Я проследовал вдоль механистического разнообразия до торцевой стены, где обнаружил еще одну дверь. За ней вторую, и третью, и четвертую. За последней нашел, что искал. Кроме набора головок с трещеткой, я прихватил разнообразного железа, которое, по моему мнению, могло бы пригодиться в дальнейшем для ремонта лашки.

Обратный путь был еще ужаснее. Все время казалось, что кто-то за мной крадется, а когда я резко оборачивался и светил, то этот