Арьялец хоть ростом и велик, да в одиночку он точно старый медведь: рычать может, а задрать — силы нет. За что болотники так ненавидят арьяльцев, что всякому из них без разбора желают смерти? «Такие люди мне в самый раз, — неожиданно заключил Учай. — Надо только разузнать, что у них на уме. Пусть-ка мои парни побродят по торгу да поспрашивают местных, что те думают о соседях. А сам для начала тряхну торговых старшин…»

Объяснив Кеже, что требуется от Детей Грома, и отослав его и остальных, Учай направился дальше. Вскоре он углядел рядного, надзиравшего за честным торгом, поманил того к себе и объявил, постаравшись придать лицу надменное выражение, какое видал у арьяльского царевича:

— Желаю видеть старшин, немедля. Пусть все идут на двор Вилюга.

Рядный поклонился, пряча досаду. Прежде на торжище этак никто не распоряжался. Да впрочем, и с войском сюда никто являться не смел.

Вскоре у крыльца избы собрались старшины. Скрывая недовольство, они напряженно пытались угадать, что вдруг понадобилось от них спозаранку этому неугомонному вержанину.

— Вы тут, значит, в почете ходите? От всякого котла и лотка потчуетесь? — без предисловий напустился на них Учай. — Ну и где тут мир и порядок?

— Так отчего же… — растерялся Вилюг. — Только прошел, все тихо…

— А за оградой пускай разбой лютует?

— Какой-такой разбой?

— Который пришлый люд творит! Ну-ка отвечайте, кто такие дривы? Чем здесь промышляют? Что торговцами прикидываются, я и сам знаю, а на самом деле?

Старейшины молча переглянулись. Слишком уж удивленными они не казались. Внимательно наблюдавший за ними Учай похвалил себя за догадливость.

— Дривы-болотники сюда спокон веку торговать приезжают, — с достоинством заговорил Вилюг. — От торговли с ними людям большой прибыток, и разбойников среди них отродясь не водилось. Ну разве что… — Он замялся и добавил тише: — Неужто на арьяльца злоумышляли?

— Рассказывай все! — приказал Учай. — Правду скажешь — не обижу.

Старейшины согласно зашептались. Вилюг вздохнул:

— Да что тут говорить? Арьяльцев они пуще болотных шишиг ненавидят. Чужаки в их края когда пришли, стали на холмах да горушках крепости свои ставить. А у дривов такой обычай: у них на род два селения. Одно летнее, на озерном или речном берегу, другое зимнее — на такой вот горушке.

— И не лень им, — хмыкнул Учай.

— Там ведь места страсть какие. Недаром говорят: в болоте тихо, да жить там лихо! Пред зимними холодами дожди как зарядят, вода взбухает так, что большую часть всей земли в человеческий рост накроет. Пока снег и морозы, еще ничего, а как теплеть начинает, снова вода поднимается пуще прежнего. Перед тем как первый разлив начнется, дривы на свои горушки зимовать уходили, а после второго к воде заново спускались. Летники у них хлипкие, из жердей и соломы… Вот раз по осени, тому уж лет десять прошло, стало холодать, хотели дривы на свои горки вернуться, ан нет: повсюду арьяльские частоколы стоят!

Учай вновь кивнул — обычай арьяльцев ставить острожки на подходящих холмах был ему уже известен.

— Кто попробовал силой свои дома отобрать — мигом с жизнью распростился, — продолжал Вилюг. — Стали на дорогах врагов сторожить и в лесах прятаться. Так арьяльский вождь Киран сперва ловить их пытался, а потом взял и землю поджег…

— Как это? — насторожился вождь ингри.

Ему вмиг вспомнились побасенки о том, что чародей-кузнец Тхери топит свои печи нарубленной, словно дрова, землей.

Старейшина про это то ли не знал, то ли и знать не хотел. Он лишь развел руками и с отвращением сказал:

— Колдовство, не иначе! И в чем коварство-то: поверху дым стелется, что не вздохнуть, а под землей пламень змеится. Снаружи его не видать, вдруг — раз, трава расступилась, а там жар рдеет, как в печи! Гореть будет хоть лето, хоть два — пока все болото не выгорит, уже не погасишь. И богов дривских пришлецы не побоялись, а боги у них злые…

— Страшное дело! — задумчиво кивнул Учай, мысленно поставив зарубку непременно разузнать побольше об этом арьяльском колдовстве. — Но здесь-то, в Ладьве, дривы что позабыли? Помнится, отец рассказывал, что их земли отсюда далеко на полдень…

Вилюг замялся и скосил глаза вбок.

— Товары у них хороши. Земля у них не родит, так они в рукоделиях горазды. Холсты льняные — они их синим корнем красят. Меды и настойки ягодные, липовые короба, лыжи, топорища, игрушки…

— Ты не юли! — возмутился Учай. — Не о том тебя спрашиваю.

— Еда им нужна, — вместо Вилюга буркнул другой старшина. — И снадобья — раненых да обожженных лечить.

Учай задумался, внимательно глядя на говорившего. Сказывал он гладко, но вязалось криво. Если рана не пустячная, с ней не побегаешь и не походишь. А если так — на одном месте застрянешь, тут тебя и сцапают. Стало быть, раненых нужно прятать в безопасном укрытии. Узнать бы — где?

— Выходит, дривы, как и прежде, с арьяльцами воюют? — протянул он.

— Ну как сказать — воюют… — спохватился старейшина. — Так, беспокоят понемногу, житья им не дают. Но ведь и дривов понять можно. Арьяльцы их спихнули в самые топи, а кто удрать не успел, — он понизил голос, — тех похватали и увезли вовсе неведомо куда…

— Что ж… — Учай напустил на себя самый надменный вид. — Я узнал все, что желал. Ступайте. Но упредите на торгу каждого: если впредь разбой чинить станут, велю в реке потопить, а добро заберу себе!

* * *

— Учайка! Тут мы! Иди к нам!

Заслышав веселый голос Кежи, доносившийся из распахнутых дверей одного из постоялых дворов, Учай поморщился. Пора уже парням прекращать звать его так, будто он — один из них. Да, они побратимы, но он — сын бога и избранник Богини! Если бы не он, не сидели бы сейчас за уставленным яствами и выпивкой длинным столом, а ловили бы окуней в Верже… «Учайка», ну надо же! А местные услышат — что подумают?

— Ну, разузнали? — отрывисто спросил повелитель ингри, садясь на освобожденное для него лучшее место перед блюдом с горой ржаных пирогов.

Вечка тут же подал ему берестяной ковш с душистым дривским пивом. Учай милостиво ему кивнул. Хоть кто-то здесь понимает свое место.

— А вот Марас расскажет, — проговорил Кежа, откусывая от пирога-лодочки. — Я его послал со старшиной наемной охраны потолковать — притвориться, будто он к ним наняться хочет…

Высокий, костлявый, немногословный Марас поднял голову. Он был ровесник Кежи и куда лучший охотник, чем любой из Сынов Грома. Почему он пошел за Учаем, оставалось загадкой: в отличие от всех остальных