— Как ты мог предать её, Тед? Тем только, что отрубился не вовремя? Или ты ухитрился завести себе новую любовницу, а госпоже Малевской каким-то образом стало об этом известно?

Я ничего не ответил.

Я смотрел на смертельно бледное, несмотря на загар, лицо Снежаны, и перед глазами у меня вставало другое её лицо, волшебно преображённое разноцветными сполохами дивной той ночи. И её обнажённое тело, беспомощно бьющееся на песке в порыве неутолённой страсти…

И я действительно предал её тогда, трусливо предал…

«Так это был не сон?! — внезапно дошло до меня. — Мы действительно были там вдвоём, я и Снежана. Вернее, первым попал туда я, а Снежана, бедная моя девочка, бросилась мне на помощь, презрев все опасности! Вот только почему столь непохожим оказалось наше возвращение оттуда?»

Этого я не знал, а присмотревшись к Снежане более внимательно, заметил, что родинки на её лице так и не возвратились в прежнее своё состояние.

В отличие от моих боевых шрамов…

Так может в этом и есть истинная причина столь разного нашего возвращения из страны жёлтого песочка? Или что-то ещё свою важную роль сыграло?

Тут мне припомнилось, что почему-то я возвратился в той одежде, в которой и ввалился ранее в квартиру мертвецки пьяным, в то время, как Снежана…

Тогда выходит, что моя пятнистая униформа осталась там, посреди жёлтой пустыни? А может, возвратившись, как и полагается, совершенно обнажённым, я в полном беспамятстве вновь напялил на себя одеяние, которое так и осталось лежать в коридоре после моего внезапного исчезновение? А утром пробудился, ничего об этом, естественно, не вспомнив…

Что ж, такое вполне могло быть!

Или не могло?

И как это Снежана ухитрилась попасть вторично в страну жёлтого песочка одетой, да ещё и с вещевым мешком в придачу?

— Ну, так как, Тед? — прервал мои размышления мистер Смит. — Так и не вспомнилось тебе, чем именно прогневил свою возлюбленную?

Ничего на это не отвечая, я лишь отрицательно мотнул головой. Потом вновь посмотрел на опутанное проводками и трубочками неподвижное тело Снежаны.

— Можно, я посижу некоторое время возле неё?

— Разумеется! — казалось, мистер Смит ждал именно этой моей просьбы. — А я… я тогда не буду тебе мешать. Тем более, дела у меня сейчас неотложные…

Он направился было к двери, но я его окликнул.

— Спросить что-то хочешь, Тед? — обернувшись, проговорил мистер Смит. — Спрашивай, не стесняйся!

— Скажите, а те, кто возвращается слюнявыми идиотами, что с ними потом происходит? В смысле, куда их увозят отсюда и с какой именно целью?

Некоторое время мистер Смит лишь молча смотрел на меня, потом неожиданно улыбнулся.

— Все они здесь, Тед! И за ними хорошо ухаживают, и никто не собирается их препарировать во имя науки. Так что можешь успокоиться!

— А те, которые возвращаются в здравом уме? — задал я следующий вопрос. — Ведь они тоже никогда отсюда не выйдут, разве не так?

— Если ты имеешь в виду научных работников, — пояснил мистер Смит, — то они участвуют в эксперименте на строго добровольной основе и, естественно, все давали подписку о неразглашении. Что же касается остальных участников экспериментов…

— Заключённых, то есть? — перебил я его.

— У нас нет заключённых! — Мистер Смит вновь улыбнулся. — У нас есть преступники, которых не смогли поймать. Или не успели ещё поймать. Я имею в виду, что их не арестовывала полиция, не судили после поимки, не приговорили затем к тому или иному сроку заключения. Просто мы смогли задержать их сами, немного опередив в этом правоохранительные органы, понимаешь, о чём я?

— Но ведь это же… это же незаконно! — проговорил я, немного огорошенный только что услышанным. — Так ведь нельзя поступать даже с преступниками! Чтобы без суда, без защиты…

Мистер Смит улыбнулся в третий раз.

— Уж не вообразил ли ты, что мы хватаем подряд всех за малейшее преступление? Выхвативший сумочку у старушки обкуренный наркоман, подросток, похитивший в магазине несколько чизбургеров, пьяная компания молодых идиотов, угоняющая автомобили просто чтобы прокатиться с ветерком… пускай ими всеми занимается доблестная наша полиция! Наша же клиентура — серийные убийцы, маньяки, жестокие насильники несовершеннолетних…

— И потому эксперименты, проводимые нами на этих людях, — немного помолчав, продолжил далее мистер Смит, — это, в некотором роде, и возмездие за всё, содеянное ими ранее! И, разумеется, никто не собирается вновь отпускать на волю этих отмороженных ублюдков! Пока они здесь, те люди, которые могли бы стать следующими их жертвами, останутся живы! Просто останутся живы, а это уже дорогого стоит, поверь мне, Тэд!

Вновь повернувшись, мистер Смит взялся уже за ручку двери, когда мне на ум пришёл ещё один вопрос.

— Полковник Джеймс Хилл! Он что, так и не вернулся тогда?

— Он вернулся безнадёжным слюнявым идиотом, — не оборачиваясь, проговорил мистер Смит. — Просто его жене не обязательно знать об этом! Как и всем остальным его знакомым!

После этого мистер Смит вышел, а я, подойдя к кровати, на которой лежала Снежана, некоторое время лишь молча на неё смотрел. Потом поднял табурет, поваленный ранее Стефаном, пододвинул его поближе к кровати и сел.

— Ну, здравствуй, Снежана! — прошептал я хриплым и донельзя сдавленным голосом. — Девочка моя единственная, прости меня, если сможешь! За то, что я сделал, и за то, что я так и не смог тогда совершить… прости меня за всё!

Тут мне невольно подумалось, что не зря мистер Смит так охотно откликнулся на мою просьбу побыть тут, возле Снежаны. Наверняка в стенах этих десятки видеокамер на меня сейчас уставились, и везде, где только возможно, понатыканы микрофоны и прочие подслушивающие и подглядывающие устройства.

Ну и чёрт с ними, со всеми!

Взгляд мой вновь упал на неправильно расположенные родинки на лице Снежаны, и вновь невольно заползла в голову мысль о какой-то подмене. Я гнал от себя эту мысль, мысленно твердил, что это Снежана, что это именно моя Снежана, но назойливая мысль эта по-прежнему продолжала вертеться в голове. А потом мне вдруг подумалось, что тот я, у которого тоже переместились на теле давно зажившие ранения, вполне мог быть кем-то самостоятельным. И не умирает ли он сейчас от мучительной жажды посреди пустыни… если только не умер уже…

И, возможно, я сейчас жив именно по этой причине?

Да нет же, бред всё это! Бред сивой кобылы!

Тряхнув головой, словно отгоняя непроизвольным этим жестом, так некстати нахлынувшие дурацкие мысли, я осторожно приоткрыл край одеяла и провёл самыми кончиками пальцев по обнажённому плечу Снежаны.

Девочка моя единственная, поздняя и последняя моя любовь…

И, словно в ответ на это моё прикосновение, Снежана вдруг вздрогнула и открыла глаза.