Шрифт:
Закладка:
Я встречалась с Моллиандой дважды. Второй и последний – на опознании тела Ленро Авельца. Об этом я ещё расскажу. Первый – на его тридцать шестом дне рождения. Не уверена, что он её приглашал – она позвонила ему с утра, он случайно (?) взял трубку, и она напросилась на встречу. Ленро не любил праздники и праздновать свой день рождения вовсе не собирался, тем более что с его графиком ни о каких продолжительных торжествах и речи быть не могло. Дело было в Нью-Йорке, мы ночью встретились в одном из модных ресторанов, куда войти можно только через подземную парковку и где на каждом шагу толпится охрана. Я ждала Ленро около двух часов – дела задерживали, естественно. Моллианда явилась прежде – в простом чёрном платье, очень красивая, с длинными и старомодно естественными светлыми волосами. В подарок Ленро она принесла старинную книгу, кажется XVIII века, что-то вроде рукописи Гольбаха. Мы поболтали – я рассказала, как мне нравятся фильмы с её участием (не все), а она в ответ учтиво сдержалась от язвительных замечаний в адрес моего отца.
Мы выпили, а после появился Ленро и развлёк нас свежей сплетней из кулуаров Организации. Не помню, что именно он говорил, но легко представить – ругал Мирхоффа, ругал Керро Торре, впроброс что-то о моём отце, а потом наигранно осёкся, якобы вспомнив, что «госпожа Бо» ненавидит политику, и ему «не совсем понятно», что она делает в его обществе.
Молли заметила, что некоторые души просто не заслуживают спасения, и Ленро – это я помню – в ответ сказал: «Не здоровые нуждаются во враче, а больные» (Марк, 2:17). Они близко общались с Ленро, но всегда соблюдали дистанцию. Словно подчёркивали, насколько образ жизни друг друга им далёк и неприятен. Ленро считал, что она впустую растратила свой талант. Моллианда – что он прислуживает убийцам, ворам и преступникам. Когда я оставила их наедине, чтобы сделать звонок, они принялись обсуждать Евангелину Карр и Энсона Карта. Я стояла за стеклянной перегородкой и прочитала эти имена у них на губах.
Сравните, что Ленро написал о Еве и Энсоне в своих мемуарах – и самое начало книги Моллианды, её предисловие к сборнику:
Посвящается Энсону Роберту Карту. Он написал однажды:
«Древние считали – каждый сам создаёт своих демонов. Их порождают наши слабости, наши грехи, наши подавленные желания. Их просто сотворить и почти невозможно уничтожить.
Я согласен, но думаю иначе. Я думаю, своих демонов нужно заслужить. Они делают нас теми, кто мы есть. Они питаются нами, но кто мы без них? Их нужно бояться – эти демоны коварнее, чем любой враг, их нужно опасаться и драться с ними, но их также нужно уважать. Они пугают меня, но без них мы останемся сиротами. Они дают нам ориентир. Они держат нас на плаву. Не Бог снаружи, а демоны внутри. Не знаю, как жить без них? В конечном итоге они убьют нас. Одолеть их нельзя – да и не нужно. Если ты заслужил своих демонов – гордись ими и дай им возможность тебя убить».
Прощай, любимый Энсон. Твои демоны упокоились в Шанхае, где ты славно пал от рук детоубийц. Этот мир оказался слишком мал и для тебя, и для твоих бесов.
Навеки твоя,
Молли Бо
«Кровь/Джем». Странное название. Пошлое. Не думаю, что Ленро его одобрил. С другой стороны, в нём есть какая-то тайна. Как и во всех её пьесах, это ощущение недосказанности. Упущенной развязки, ключевого сюжетного поворота, оставшегося за кадром.
Не знаю, когда именно начались их отношения. Предполагаю, ещё со времён Аббертона между ними тлела искра, и её то гасили, то раздували отношения с друзьями-сокурсниками – Евой и Энсоном. После суицида Евы Ленро оказался страшно подавлен; с Энсоном они давно разругались, и тот пребывал в глубочайшей депрессии (сцена на кладбище из «Воспоминаний» была пересказана мне, хоть и с отличиями, самим Ленро), а Моллианда как раз тогда (судя по хронологии) вступила в связь с Патриком Хирси и родила Авиталь.
То, что в «Воспоминаниях» она в этом контексте вообще не упоминается, можно трактовать двояко: либо Авельц решил не трогать её, либо – во что я верю скорее – она не играла значительной роли в его жизни в тот период. Во время наших отношений Ленро отзывался о Моллианде положительно, но сдержанно – куда больший интерес проявляла она к нему, а не наоборот. Даже ещё оставаясь с Патриком, Молли часто звонила Ленро.
Тогда я была уверена, что Ленро влюблён в меня, и не ревновала. Подтверждение я получила только много лет спустя, уже прочитав «Воспоминания», которым, безусловно, не стоит доверять. Кто знает, может, у них действительно, прямо на моих глазах, начинался роман с Молли – как тот самый поворот сюжета, неизвестный зрителю до конца. Наивно полагать, что я видела Авельца насквозь; и всё же доказательств нет, так что я эту версию отвергаю. Я верю, что он меня любил, и верю, что ему было не просто подставить меня под пули. Очнувшись, я бы сказала иначе. Но время прошло, и я идеализирую теперь прошлое.
Значит, это началось после Шанхая. Гибель Энсона и «тихое восстание» (и моя жизнь на волоске, надеюсь) – Ленро испытал нервный срыв. И не только на физическом и эмоциональном уровнях. Опять же без подтверждения, я думаю, отдыхая в горах Кордильеры-Реаль, Ленро Авельц переосмыслял свою жизнь.
Ещё вчера логичный и понятный мир треснул по швам. Организация едва выжила – дважды спаслась, от ракет Джонса и от моего отца, и едва выжил сам Ленро, но смерть прошла в пугающей близости. В «Воспоминаниях» он пишет об этом, об ужасе, который он испытал, когда монстрами вдруг обернулись все: Джонс, Энсон, Мирхофф, Уэллс, все. Смятение и разочарование – разочарование в собственной беспринципности прежде всего – и новая цель.
Сделать так, чтобы Энсон погиб не напрасно, чтобы Шанхай не повторился, чтобы предательство, которое он совершил, не пропало даром (и чтобы новая Ева Карр не покончила с собой?). Вот откуда «Монтичелло». Вот его рождение.
Время терять нельзя, решил Ленро, так я реконструирую его поведение, подбираю гипотезу, которая может всё объяснить. Время терять нельзя, и в
