– Кажется, она мертва. И уже давно. Я не знаю, что с ней произошло, но она очень, очень холодная, – истерично произнесла она.

Я удивился: как такое возможно, если я только что укутал бабушку пледом? Я хотел подойти к Джорджии. Она явно была напугана. В отличие от меня, раньше ей не доводилось сталкиваться со смертью. Но по какой-то странной причине я окаменел, а мой разум застрял где-то между реальностью и Красным морем в моем воображении.

И тогда Джорджия сама подошла ко мне, как всегда. Она нашла меня. А затем крепко обняла и заплакала, уткнувшись лицом мне в грудь, несмотря на алые, фиолетовые и черные пятна на моей рубашке, в которых она тут же измазалась.

– О, Моисей… Что случилось? Что здесь произошло?!

Но я не мог заплакать вместе с ней. Не мог пошевелиться. Мне нужно было отпустить воду. Пиби не вернется, мне не удалось ее найти. И оставаться на дальнем берегу, где были одни краски и вопросы, я тоже больше не мог.

Джорджия отстранилась, ее лицо, запятнанное краской, сморщилось в недоумении.

– Что не так, Моисей? Ты рисовал. Почему? Почему, Моисей? Ты такой холодный. Как это возможно?

Ее зубы стучали, словно ее и вправду бросало в дрожь от моего присутствия.

Я беспомощно рассмеялся. Какой там холод – я весь горел! Возможно, Джорджия коснулась моих рук, ведь это единственная часть моего тела, которую сковало льдом. Меня охватил пламенный жар. Шея и уши пылали, в голове бушевал пожар. Я сосредоточился на воде, на возвышающихся стенах прохода в моей голове, который нужно было закрыть. Джорджии не ответил – просто не мог. Я отвернулся, закрываясь от нее так же, как пытался закрыться от всех остальных.

– Вода белая, когда злится. Голубая, когда спокойна. Алая, когда заходит солнце, черная, как полночь. И прозрачная, когда смыкается. Чистая, когда проносится по моей голове и вытекает из кончиков пальцев. Вода чистая и смывает все краски, все видения.

Я не осознавал, что говорю вслух, пока Джорджия не коснулась меня. Я оттолкнул ее, так как мне нужно было сосредоточиться. Стены постепенно опускались, мне удавалось сомкнуть воду. Просто нужно было сосредоточиться чуть сильнее. А затем лед в моих ладонях начал растекаться по рукам и спине, охлаждая шею и успокаивая дыхание. Я плыл на волне. От облегчения у меня задрожали ноги, и я наконец потянулся к Джорджии. Теперь я мог ее коснуться. Больше всего на свете мне хотелось просто ее обнять. Но, как и образы в моей голове, Джорджия исчезла.

Джорджия

Я ворвалась на кухню, громко хлопнув дверью с москитной сеткой. Мама развернулась, явно намереваясь меня отругать, но передумала, увидев выражение моего лица. Она быстро отставила миску с картошкой и, когда я поплелась к ней в объятия, позвала отца.

– Мартин!

Она пыталась разогреть еду на плите к приходу гостей. Когда Моисей с Кэтлин не появились в одиннадцать, мы немного удивились. Миссис Райт была не из тех, кто опаздывал. Через пятнадцать минут мама принялась звонить ей домой. Но гудки все шли, и мама начала ворчать из-за остывшей индейки с пюре. Поэтому я вызвалась пробежаться к Кэтлин и помочь им с Моисеем побыстрее собраться. Его бабушка захотела испечь нам пироги на десерт, несмотря на все возражения мамы, что это они наши гости.

Мне не хотелось к ним идти. Все тело ныло от усталости, и я не горела желанием встречаться с Моисеем раньше времени. Мне и так с трудом представлялось, как мы будем сидеть за одним столом, чтобы на моей груди не возникла алая буква[5]. Моисей-то будет в порядке. Он просто просидит молча все время. А я буду потеть, ерзать, и кусок в горло не полезет. Злость придала мне храбрости, и я вылетела за дверь, с хрустом шагая по снегу, которым припорошило за ночь землю. Мои джинсы были чистыми и накрахмаленными, парадная блузка – отглажена, волосы аккуратно завиты. Я даже накрасилась. Так разоделась в честь Дня благодарения, а мой вид даже некому оценить! Опаздывать к праздничному столу считалось неприличным. Я ускорилась и, подойдя к серому кирпичному домику Кэтлин, шумно поднялась на крыльцо.

Затем пару раз постучала и вошла.

– Миссис Райт? Это Джорджия!

Первым делом я отметила запах. Пахло скипидаром. Краской. А вот аромата пирогов я совсем не учуяла.

Я резко остановилась. За входной дверью находилась маленькая прихожая с вешалкой для верхней одежды, скамьей и лестницей наверх. Слева – крошечная гостиная, справа – обеденная, смежная с кухней. Вдоль задней части дома располагалась большая гостиная, которую пристроил муж Кэтлин Райт сорок лет назад. В нее можно было пройти через кухню или через маленькую гостиную. Комнаты первого этажа формировали неаккуратный, уродливый круг с прихожей по центру и лестницей на второй этаж, где были ванная комната и три небольшие спальни. Я посмотрела наверх, пытаясь решить, стоит ли мне подняться. В доме было так тихо…

А затем я услышала едва различимый шорох. Чей-то шаг. Вот опять. Я почти сразу узнала этот звук. В конце концов, я слушала его с закрытыми глазами несколько ночей подряд, пока Моисей расписывал мою комнату.

– Моисей? – позвала я и пошла в обеденную комнату.

Сделав еще три шага, я увидела ее. Кэтлин Райт лежала на кухонном полу, укрытая стеганым одеялом, которое будто стащили с ее кровати.

– Кэтлин? – пропищала я вопросительным тоном.

Наверное, мне стоило тотчас подбежать к ней. Но я впала в ступор и не сразу поняла, что именно передо мной предстало. Поэтому я подкралась на цыпочках, словно она действительно задремала, а я потревожила ее странный сон.

Присев рядом с Кэтлин, я немного оттянула одеяло. Над стеганым краем виднелись только седые кудряшки, но не лицо.

– Миссис Райт? – повторила я, и тогда до меня наконец дошло. Она не спала.

Все это не может быть реальностью. Наверное, это я сплю.

– Кэтлин?! – взвизгнула я, падая навзничь.

Мои ладони инстинктивно уперлись в пол, но тут я почувствовала острый укол и отдернула руку, вскрикивая, словно ее укусила сама смерть и собиралась забрать и меня. Задняя часть моих свежевыстиранных джинсов намокла. Я упала в лужу, и на полу валялись осколки. Всего лишь стекло. Не смерть. Но Кэтлин Райт была мертва, и кто-то укрыл ее, зная об этом.

Я схватила полотенце со столешницы и тут заметила, что под ним находились пироги – прекрасные пироги, выстроенные в ряд. Все четыре. Кто-то отрезал кусочек от