БАЦ! Изумилиус ещё держался за ручку и открывал дверцу, когда вместо лица у него возник аккордеон с двумя огромными выпученными глазами, хлопающими от удивления. Эрик стал жабой в фартуке с рюшами и в розовом цилиндре. Девятка превратилась в большой пузырь, перехваченный по диагонали лямкой ранца. Она раздувалась больше и больше, пока… – ХЛОП! – снова не стала сама собой.

– Думаю, мы нашли одну из странностей, которые «не будут удовлетворять вашим смехотворно высоким требованиям комфорта».

Изумилиус потянулся в шкаф:

– Что ж, это скромная цена за возможность попить чаю.

Он открыл крышку жестяной банки, восторженно вскрикнул и, вальсируя, приблизился к Эрику, который положил несколько ложек чая в чистый чайник.

– Вы отказались сказать это по своей воле, и она заставила вас наконец признать неправоту перед всеми, – заметила Девятка, не в силах сдержать улыбку.

– Я произнёс нужные слова, только чтобы разрушить проклятие, – ответил Изумилиус, и щёки его слегка порозовели. – Вообще-то это, конечно, не так. Я вовсе не был неправ. На самом деле мой дар сильнее, чем её способности.

В кухню бодро вошёл Ложка, запрыгнул на стол и стал рассматривать свой килт.

– Знаешь, приятель, я снова нашёл туалет. Он теперь в твоей комнате, прикручен к потолку.

– Прикручен? – спросил Изумилиус.

– Да. Вниз головой.

– Как это – вниз головой? – воскликнул волшебник и раскрыл от удивления рот.

– Прямо над твоей кроватью.

– Над моей… Вот ведьма! – заревел Изумилиус на всю кухню.

Девятка снова разразилась смехом.

– Изумилиус, её чары определённо сильнее ваших.

– Видимо, да, – сухо проговорил волшебник, падая на стул.

Эрик налил чаю – три обычные чашки и крошечный напёрсток для доктора Ложки – и неуклюже сел.

– Прежде чем вы уйдёте, мадам, отведайте чаю, – предложил Изумилиус, протягивая ей чашку. – Это самый изысканный напиток во всех королевствах.

Девятка посмотрела в коридор.

– Только один глоток. Мне нужно отнести сапфир ростовщику.

Все уставились на свои чашки, потом одновременно подняли их и поднесли к губам, словно в безмолвном ритуале. И отпили.

Когда приятная тёплая жидкость согрела горло, Девятка почувствовала себя полностью обновлённой. Напиток, кажется, достиг каждой клеточки тела. Девочка больше не опасалась, что её сожгут вонючие шипящие лепёшки, задавит заколдованный диван, удушит злобный плющ или ведьма превратит в Почти Полностью Порой Мёртвую статую, пока она пытается обхитрить злодейку, определённо очень умную.

Девятка пила в тишине чай на самой странной кухне в мире, и на какое-то мгновение ей показалось, что жизнь действительно складывается… самым прекрасным образом.

– Что это за аромат? – поинтересовалась девочка, облизывая губы.

– Клубника, – счастливо вздохнул Изумилиус. – Правда же чудесный вкус?

– Клубника, – повторила Девятка, глядя в чашку. – Да, наверное, это вкусно. – Она пожала плечами, со стуком поставила чашку на блюдце и удержалась от усмешки при виде полнейшего блаженства на лице своего сотрапезника.

– Ещё, – сказал Эрик и долил ей чаю в чашку.

Девочка и не заметила, как самое странное чаепитие в мире растянулось на несколько часов и друзья выпили много чашек чаю. Она не знала, сколько времени, но догадывалась, что лавка ростовщика скоро откроется. И тогда она сможет начать новую жизнь.

Девятка поставила чашку на блюдце и замерла, внезапно вспомнив лицо Карманса. Она почувствовала неприятную смесь ненависти и жалости и посмотрела на своих товарищей. У Карманса никогда в жизни не было такого чаепития…

– Я должна сделать одному человеку подарок, – сказала она. – Можно мне взять немного такого чаю? Это поднимет ему настроение.

Изумилиус кивнул и взглянул на неё.

– Пожалуйста, мадам.

Пока слова висели в воздухе, Девятка чуть поколебалась. Но Изумилиус наполнил чайными листьями фиолетовую жестяную баночку и передал её девочке.

– Ему понравится, – натянуто произнесла она, задержав взгляд на банке. – Что ж, я пойду.

– Мы тоже, мадам, – сказал Изумилиус, потирая глаза. – Больше мы вас не побеспокоим. Как только вы уйдёте, мы двинемся в путь. Нам нравится странствовать по мирам и по пространству между мирами. Дом непредсказуем и сам по себе полон приключений – здесь есть комнаты, о которых даже я ничего не знаю, но ему довольно приятно возить нас в путешествия. Свобода любого заставляет чувствовать всю полноту жизни.

– Да-да, – подтвердил доктор Ложка, подавляя зевок, – и ещё нам надо найти профессора Тарелку.

Изумилиус ткнул пальцем сахарницу и посмотрел на Девятку сквозь зелёный дым. Девочка тоже взглянула на него. Ни жизни, ни свободы, ничего…

– Ну ладно, – сказала она, глядя на жестянку с чаем. – Тогда счастливо.

Девочка сунула баночку в ранец, в двадцатый раз нащупав сапфир, и пошла по коридору к выходу.

– Да, и кстати, – сказала она через плечо, – не мешало бы вытащить скелет из шкафа и стереть с него пыль, особенно с рёбер. Думаю, ему это понравится…

– Мадам… – с неловкостью в голосе произнёс Изумилиус.

Девятка остановилась, глядя в сливовый ковёр.

– Спасибо.

Девятка ничего не ответила и не оглянулась. Идя по коридору, она только ненадолго остановилась перед портретом Маркуса Сварливого (1769–1835) и повернула раму под небольшим углом. Картина повисела так несколько мгновений и снова выровнялась. Девочка слегка улыбнулась.

Пора идти. Медная ручка двери похолодила ей ладонь, как ни странно потную. С чего бы это?

По коридору приближались упругие шаги. Девятка не обратила на них внимания и рывком открыла дверь. Её приветствовал порыв утреннего воздуха. Перед ней открылся переулок. Вся связанная с Домом бессмыслица осталась позади. Скоро эти приключения навсегда уйдут в прошлое.

В левую руку ей осторожно что-то положили, и шаги снова тихонько удалились. Девятка закрыла глаза, чтобы справиться с нахлынувшими чувствами. Она и так знала, что у неё в руке, но всё равно открыла глаза, взглянула на карамель, и рой мыслей закружился у неё в голове, море чувств переполнило душу. Но она не могла – отказывалась – смотреть назад. Она упёрлась взглядом в конец переулка, выставила вперёд подбородок и опустила руку, так что конфета выскользнула и упала на сливовый ковёр. Девочка получила то, за чем пришла. Теперь можно было идти.

– Прощайте и счастливого пути, – пробормотала она.

Девятка перенесла ногу через порог. Она была свободна. Намеревалась наконец стать свободной.

Девочка захлопнула за собой дверь.

Девятка не оглядываясь удалялась по переулку, но с каждым шагом в голове у неё звучало и звучало одно слово. Оно не умолкало, когда она проходила мимо обветшавшего здания библиотеки, когда пересекала пробуждающуюся рыночную площадь, и громче всего кричало, когда она стояла около лавки ростовщика, – пока наконец игнорировать его было уже невозможно. Изнутри к двери подошёл ростовщик и