В результате воздействия этих факторов, в отличие от пожилых людей, находящихся в специализированных учреждениях, даже те, чьи дети далеко, не обязательно отдаляются или отстраняются от устоявшихся контекстов социального взаимодействия. Для них преемственность сохраняется в социальных взаимодействиях, и они функционируют в рамках обязательств, которые ограничивают или даже предотвращают социальное дистанцирование. Как правило, только те, кто физически не может участвовать в групповой деятельности, не делают этого. И люди, испытывающие трудности в самостоятельном решении повседневных вопросов, как Фукай-сан, получают неформальную помощь через матрицу действующих в деревне социальных связей.

Это, однако, не означает, что пожилые люди не испытывают отчуждения или социального дистанцирования. Как отмечалось в начале этой главы, система возрастной градации, акцент на соответствие возрасту в поведении и социальном взаимодействии, а также представления о разрыве между поколениями изолируют пожилых людей в контексте более широких социальных структур. В следующей главе я обращаю внимание на то, как пожилые люди социально дистанцируются от других элементов японского общества.

Часть II

Разделение общества по возрасту

Глава 4

Обсуждение возраста

Эта и следующая главы посвящены такому вопросу: как люди в Дзёнаи и прилегающих районах классифицируют относительный возраст и организуют процесс старения? Акцент на этом вопросе важен для понимания опыта старения, потому что, как станет очевидным далее, люди в Дзёнаи, как и в других культурных условиях, думают о возрасте и оценивают его по-разному. Когда мы говорим о возрасте или процессе старения в западных обществах, мы обычно имеем в виду хронологический возраст, исчисляемый на основе системы датирования, такой как годы, или, в случае младенцев, месяцы [Fortes 1984: 99]. Во многих изученных антропологами доиндустриальных и дописьменных обществах хронологический возраст не обязательно является релевантным критерием для дифференциации возрастного статуса или может не иметь существенной функции в повседневной жизни, см. в [Keith et al. 1994: 20]. Действительно, в некоторых обществах люди могут не знать свой возраст в календарных годах [Counts, Counts 1985b: 137].

В большинстве обществ возраст измеряется на основе множества социальных категорий одновременно, включая календарные годы, порядок рождения, социальный статус, принадлежность к возрастным группам, которые слабо связаны с хронологическим возрастом, и т. д. Важность хронологического возраста как способа измерения в значительной степени связана, по-видимому, с ростом бюрократии и административных и учетных функций по мере усложнения структуры общества [Marshall 1985: 260; Thomas 1976].

Притом что люди в Дзёнаи хорошо знают свой хронологический возраст, он имеет меньшее значение, чем положение человека на жизненном пути по отношению к другим людям, особенно в отношении очередности рождения и социального статуса. На самом деле, исчисление возраста с точки зрения календарных лет с течением времени может представлять для человека трудности, потому что японский календарь не базируется на непрерывной череде лет, а начинается с приходом каждого нового императора заново. Вполне нормально, когда пожилому человеку, если его спросить о возрасте детей или внуков, понадобится время, чтобы подсчитать возраст ребенка. Например, человек, родившийся в 1961 году по григорианскому календарю, согласно японской системе датирования, рожден в 36 году эпохи Сёва (36-й год правления императора Сёва). Поскольку император Сёва умер в 1989 году, в этом же году с восхождением нового императора и началом эпохи Хэйсэй год обновился до 1-го. Таким образом, в 1996 году для определения возраста вышеуказанного лица по году рождения необходимо произвести следующий расчет: (63–36) + 8 = 35. Число шестьдесят три представляет здесь последний полный год эпохи Сёва, тридцать шесть — год рождения человека, а 8 — год Хэйсэй, означающий в японской системе 1996-й.

Большинство людей в Дзёнаи относятся к возрасту как к сочетанию этапа жизненного пути, возраста относительно порядка рождения и поколения, а также количества календарных лет. Это соответствует распространенным по всей Японии моделям, в которых преобладающая идеологическая структура обусловлена высоким уровнем несоответствия возрасту в определении того, на каком этапе жизненного пути находится человек. Как отмечает Мэри Бринтон, «время смены жизненных этапов в Японии в большей степени необратимо, чем временно, почти не имеет отклонений и разброса между людьми и не соответствует возрасту (один или несколько этапов почти не перекрываются между собой)» [Brinton 1992:83]. Существуют четко определенные сроки перехода от одной роли к другой в процессе старения, и многие люди в японском обществе строго следуют или стремятся точно следовать этим определениям.

Многие этапы жизни определяются такими факторами, как работа. Связанные с ней формы разграничения жизненного пути подробно изучены антропологами [Noguchi 1983; Noguchi 1990; Plath 1983; Vogel 1971], равно как и ритуалы жизненного пути [Edwards 1989; Kumagai 1984; Long 1987; Plath 1989]. Хотя эти вопросы важны для понимания возраста и старения в Японии, я не буду здесь касаться работы и ритуалов перехода на следующие этапы напрямую. Вместо этого я рассмотрю два других менее изученных фактора, влияющих на то, как японцы думают о возрасте, — терминологию возраста и практику возрастной градации.

Хотя основное внимание в этой книге уделяется пожилому возрасту, прежде чем анализировать практики возрастного структурирования в более позднем возрасте, жизненный путь нужно рассмотреть в более общем плане. Этому есть две причины. Во-первых, практики возрастного структурирования представляют собой интегрированную систему, которая определяет восприятие возраста людьми и соответствующую организацию их жизненного пути. Один период нельзя рассматривать в отрыве от других, потому что каждый переходный и каждый новый период определяется и может быть истолкован по отношению как к прошлым, так и к будущим периодам. Точки перехода часто образуют пороговые периоды жизни, в течение которых обсуждается и оспаривается смысловое наполнение данного возраста или фазы жизни; см., например, [Kawano 1996]. Во-вторых, глубокое изучение возрастной структуры в Японии представляет интерес с этнографической точки зрения, поскольку ранние и поздние периоды жизни обнаруживают сходство в их оценке с точки зрения культуры.

Термины, относящиеся к возрасту

Одним из теоретических аспектов старения, которому в антропологической литературе уделялось ограниченное внимание, является использование возрастных терминов в различных культурных контекстах. Термины возраста, как и термины родства, являются одним из основных способов, с помощью которых люди позиционируют в обществе себя и других. Безусловно, возраст и родство как принципы социальной организации часто пересекаются. Возрастные структуры могут формировать основы социальной организации, пресекающие или укрепляющие родственные связи внутри сообщества, или формировать альтернативные контексты социального взаимодействия, которые могут дополнять сферу родства или находиться с ней в противоречии [Keith 1989: 30]. Как и термины родства, термины возраста указывают на то, что люди думают о своем социальном