по связям с общественностью, чувствуя себя так, словно парит в воздухе, по-прежнему ощущая вкус губ Акила на своих губах, тепло его прикосновений. Впервые он не оттолкнул ее, а, напротив, заключил в объятия. И впервые она в полной мере осознала, что чувствует к Акилу, хотя в течение нескольких недель пыталась бороться с внутренними ощущениями.

Нет, это не любовь. Однако Тоби начинала понимать, чего хочет и какое место в ее жизни занимает этот мужчина. Ее маленькие мечты казались возможными.

Голос Дэвида спустил ее с небес на землю.

— Мы считаем, что король должен присутствовать на церемонии коронации. — Он высказал свое мнение.

Бывший король может наблюдать за церемонией из безопасного места, и совсем ненадолго его можно вывести на балкон поприветствовать публику вскоре после коронации. По правую и левую руки будут стоять Джамила и Тоби, которые позаботятся о том, чтобы его вовремя увели.

— Это единственный способ, — твердо заверил Дэвид. — Помни, Тоби, это для его же блага.

Бывшему королю больше никогда не придется появляться на публике после коронации.

«Мы манипулируем старым больным человеком», — подумала Тоби, но, кто знает, возможно, король одобрил бы подобные манипуляции, будь он в сознании. Однако переживания не давали ей покоя, поскольку она беспокоилась еще и об Акиле.

— Король ни за что на такое не согласится, — заметила она. — Конечно, хорошая идея, но ты должен предложить другой выриант.

— Это лучший способ. — Дэвид наклонился вперед, его глаза засияли. — Данный шаг продемонстрирует людям, что Акил не пренебрегает традициями из-за личного отношения. И ему не обязательно знать, ваше величество. Одно мгновение — и все будет кончено. Он ведь дал вам полный карт-бланш в вопросах связей с общественностью.

— Я не могу не поставить его в известность…

— Вы же понимаете важность операции, — настаивал Дэвид.

Тоби понимала. Хуже всего то, что она так и сделает. Быть монархом — значит быть рабом традиций. Она и сама была частью королевского дома. Но в Акиле есть нечто такое, что привлекло ее с первой встречи.

Как ей поддержать его? Можно ли найти компромисс? Что он говорил о Дэвиде и о его команде? А если они переходят все границы? Тоби пыталась быть честной с собой, да и в словах Дэвида определенно есть смысл.

Сейчас речь о действиях против желания Акила во имя предполагаемого блага страны. А из-за недавней близости с мужем это решение дается ей куда сложнее.

Глава 15

«На вопрос я ответил абсолютно неверно», — думал Акил, закрывая глаза и вспоминая утро, проведенное с женой. Она прямо спросила его, может ли он остаться. И вместо того, чтобы отступить, воздвигнуть стену, которая держала бы ее на безопасном расстоянии от искалеченного человека, каковым он был, Акил притянул ее еще ближе и поцеловал. Прикоснулся к ней. Ласкал ее. Наслаждался теплом ее тела, которое ощущалось словно родное.

Когда Тоби лежала в его объятиях, у него не было времени на панику, задумался он обо всем лишь сейчас. Это явно не входит в его планы. И вот теперь он понятия не имеет, что делать дальше.

Он задавал себе вопросы:

«Чего ты хочешь, Акил? Неужели так сложно впустить ее? Позволить ей стать частью моего грандиозного плана?»

Он оттолкнулся от массивного стола, встал и принялся расхаживать, как обычно и делал, когда задумывался о чем-то. Причины держать Тоби на расстоянии вытянутой руки становились все более неубедительными с каждой их встречей, каждым поцелуем.

Он вздрогнул от тихого стука в дверь. После его «Войдите!» в кабинет вошла Тоби с папкой в руках, в юбке-карандаш и рубашке на пуговицах, с косичками, заплетенными в высокий пучок. Явно после собрания. Однако даже в столь простой одежде и с минимальным макияжем она выглядела ошеломляюще, как, собственно, и всегда. Будь то тронный зал или его постель.

— Привет, — сказала она тихим и официальным голосом. — Могу я поговорить с тобой?

— Конечно. — Он жестом пригласил ее сесть; она села, скрестив ноги.

Его глаза скользили по ее ногам, по гладкой темной поверхности бедра. Потом он перевел взгляд на ее лицо. Почему он ведет себя словно ненасытный подросток? Хотя нет, даже в подростковом возрасте он не был настолько смешным и нелепым.

Тоби выглядела нерешительно, мялась и не знала, что делать.

— Можно я задам тебе вопрос?

— Ну, не знаю, можешь ли.

Она проигнорировала сарказм и закусила губу.

— Почему… Я так и не получила ответа на мой вопрос прошлой ночью. Почему ты не хочешь, чтобы я осталась? — В воздухе тут же повисло напряжение, но это не помешало ей продолжить: — Занятия любовью на самом деле не ответ. У тебя… Между нами всегда существовала связь. И мы можем… должны быть честными друг с другом, Акил. Так что ответь на мой вопрос.

Она права.

— Я не жду громких заявлений, Акил. Это было бы глупо. Но у меня есть чувства к тебе. Да, они есть. И более того, мне здесь нравится. Я чувствую себя здесь как дома. И если ты ждешь, что я уйду?…

— Тоби.

— Лучше я сделаю это сейчас, пока не стало нестерпимо больно, — заявила она.

Акил ненадолго закрыл глаза, потом встал, пересек комнату и подошел к двухместному дивану для посетителей. То, что он собирался сказать, нельзя было произносить за массивным офисным столом, он хотел сделать все, как надо.

— Присядь ко мне?

Тоби повиновалась, и, когда устроились на диванчике, Акил начал разговор, опустив глаза:

— Моя мать была молода, когда вышла замуж за моего отца, и очень любила его. Я думаю, она была недовольна его абсолютной преданностью короне и государственной службе, и да, чувствовала, что ею пренебрегают. У нее был роман с другим мужчиной, даже с несколькими.

Тоби медленно выдохнула:

— Ой.

— Я родился среди этого хаоса. Ты можешь себе представить всю эту драму, — сказал он резко. — Я, конечно же, сын своего отца, и он подтвердил это много лет назад, но последствия измены его жены остались. Я думаю, отчасти он, несмотря на все доказательства, полагал, что я не его сын или, хуже того, был зачат не в верности или привязанности, а из чистого долга. Мой отец был достаточно умен, поэтому его пристрастие к алкоголю никак не повлияло на его правление, а пил он много. Однако что касается моего воспитания, тут он отрывался как мог, Тоби. И я бунтовал. Я не могу… я видел, как сильно изменился мой отец…

Глаза Тоби заблестели от слез.

— Думаешь,