В квенийском лексиконе Valinor [Валинор] переводится как ‘Асгард’, «обитель богов», где пируют погибшие в бою скандинавы. Толкин, по-видимому, начал разрабатывать причудливую концепцию, согласно которой германские викинги придумали свой мифический Асгард по образцу «истинного» мифа о Валиноре, где вместо скандинавских богов, асов, живут Валар.

В том же ключе стихотворение «Берега Фаэри» ставит целью обнаружить проблеск истины за германским преданием об Эаренделе, столь фрагментарным и загадочным. Корабль морехода в «Берегах Фаэри» зовется «Вингелот» [Vingelot, Wingelot] (или «Вингилот» [Wingilot]), что в квенийском лексиконе трактуется как ‘пенный цветок’. Однако Толкин выбрал это название так, чтобы оно «напоминало и “объясняло” название корабля Ваде “Гвингелот”», как сам он писал впоследствии. Ваде, подобно Эаренделю, обнаруживается повсюду в германском легендариуме как ассоциирующийся с морем герой, как сын некоего короля и русалки и как отец героя Виланда, или Вёлунда. Название его судна было бы утрачено для истории, если бы не примечание, сделанное антикварием XVI века в издании Чосера: «Касательно же Ваде и его корабля “Гвингелот”, равно как и его удивительных приключений на оном, поскольку небывалый сей сказ весьма длинен, я его опущу». Толкин, прочтя эту интригующую пометку, теперь задался целью воссоздать «сказ небывалый и длинный». Великий немецкий лингвист и фольклорист Якоб Гримм (упоминавший Ваде едва ли не в одном ряду с Эаренделем) доказывал, что «Гвингелот» должен быть приписан скорее Вёлунду, который «вырубил ладью из ствола дерева и отплыл за моря» и «выковал себе крылатое одеяние и взлетел в воздух». Из этой неразберихи имен и ассоциаций Толкин уже начал создавать историю необычайно четкую и ясную.

В воскресенье 11 июля Кристофер Уайзмен письмом сообщил Толкину о том, что уходит в море. В июне ему попался на глаза вербовочный плакат Королевских ВМС, в котором говорилось, что на должность преподавателей требуются математики; теперь ему вскоре предстояло отбыть в Гринвич изучать основы навигации «и значение загадочных слов вроде штирборт или крамбол». Уайзмен заявил, что смертельно завидует толкиновскому первому классу отличия, – сам он получил только senior optime («хорошо с отличием»), эквивалент второго класса. «Выходит, я единственный, кто опозорил ЧКБО, – каялся он. – Пишу, умоляя о снисхождении…»

Несмотря на беззаботный тон, Уайзмен ужасно скучал по друзьям. Ему очень хотелось, чтобы все в кои-то веки собрались вместе на целых две недели. Увы, это было абсолютно невозможно. Смит снова и снова жаловался ему на непрошеное ощущение взрослости. «Не знаю, может, это ему просто усы тяжелы, но сдается мне, что-то в этом есть», – комментировал Уайзмен. И он тоже чувствовал, что они все стремительно скатываются в зрелость, причем Гилсон с Толкином – даже быстрее Смита и его самого. «По-видимому, это происходит от осознания собственной ничтожности и беспомощности, – удрученно размышлял он. – Впервые ты терпишь крах и понимаешь: для того чтобы оставить свой след в мире, необходима некая движущая сила».

Письмо от Уайзмена пришло как раз тогда, когда в душе Толкина еще свежо было только что пережитое мучительное чувство собственной незначительности. В пятницу, 9 июля, военное министерство прислало ему извещение о том, что со следующего четверга он зачисляется в армию в звании младшего лейтенанта. Припозднившийся новобранец Китченера получил также отпечатанное витиеватым шрифтом письмо: «Приветствуем нашего преданного и возлюбленного Дж. Р. Р. Толкина», – подписанное королем Георгом, с подтверждением назначения и перечнем командирских и служебных обязанностей. Но планы Толкина провалились. «Вы назначены в 13-й Добровольческий[50] батальон Ланкаширских фузилёров», – сообщалось в письме из военного министерства.

Когда четыре дня спустя об этом узнал Смит, он тотчас же написал из Йоркшира: «Эти твои ужасные новости просто сразили меня наповал». Он казнил себя за то, что не остановил Толкина в его опрометчивом стремлении завербоваться как можно скорее. Он говорил, сам не особо в это веря, что, возможно, допущена ошибка или назначение окажется краткосрочным; зато, как оказалось впоследствии, Смит был прав, предположив, что в 13-м батальоне Ланкаширских фузилёров Толкин будет в большей безопасности, нежели в 19-м.

Но на место сбора 13-го батальона Толкин отправлялся не прямо сейчас. Сперва ему предстояло пройти краткосрочные офицерские курсы в Бедфорде. Он получил денежное довольствие на покупку формы и прочего снаряжения. В своем рассуждении «о делах Марсовых» Смит в общих чертах перечислил все то, что понадобится новобранцу: раскладушка, подушка, спальник и одеяла; складные брезентовые ванна и умывальник; стальное зеркальце для бритья и мыльница; крючки для палаток и, пожалуй, защитная подстилка в палатку. Все это должно вмещаться в объемный холщовый вещмешок. В придачу он советовал обзавестись двумя-тремя парами сапог и парой ботинок, приличными часами, портупеей с ремнем «Сэм Браун», макинтошем, легким ранцем, флягой и – самое дорогостоящее! – биноклем и призматическими компасами. «Все остальное кажется мне ненужным, – говорил Смит. – Под столы и стулья я приспособлю ящики из-под мыла, которые куплю на месте, и еще прикуплю самое обычное жестяное ведро». Было ясно, что на блага цивилизации особо рассчитывать не приходится.