Я не слишком удивилась, если честно. Время удивляться было там, в беседке, когда Даня мне написал. Когда я поняла, что он в соседней беседке. Когда он пригласил меня прийти к нему вечером. А сейчас – сейчас удивления не было. Наверное, к этому все и шло. Наверное, я этого ждала.

Меня целовал человек, которого я люблю. А я ничего не чувствовала. Кажется, ничего. Нет, я чувствовала, что губы у него неожиданно твердые. Что пахнет от него коньяком и немного табаком. Что руки его, которые обхватывают мою шею, горячие. А в целом организме – никакого трепета. От первого поцелуя с любимым мужчиной.

Который, кстати, оказался коротким. А потом Данил переключил внимание с моих губ на другое. Сначала провел губами по шее, коснулся уха и… И вот тут я почувствовала! Еще как. А когда его язык влажно прошелся по моей шее – вот тут и появились пресловутые мурашки и слабость в ногах. Данил словно почувствовал во мне это перемену – и горячая ладонь переместилась мне на спину. Сразу под футболку. Вот тут к мурашкам и слабости присоединился жар. Именно там, где положено. Давление руки на пояснице прижало меня ровно тем самым местом, где разливался жар, ровно к тому самому месту на мужском теле, где было уже твердо. И я поняла, что одним поцелуями дело не ограничится.

И будет секс.

У меня в первый раз в жизни будет секс.

С любимым человеком. Так почему же преобладающее чувство, которое я испытываю – ошеломление? И где-то на его дне – паника?

Обдумать эту мысль я не успела. Данина рука с поясницы под футболкой поползла вверх. А его язык чертил какие-то знаки на моей шее. И думать в этом положении невозможно – если хотите, проверьте.

А потом Данил прижался ко мне ее плотнее, еще, еще… Так, что я вынуждена была сделать неловкий шаг назад. Потом еще один. И еще один. Через несколько неловких шагов спиной вперед мои икры уперлись во что-то. Это оказалась кровать, и мы на нее опустились. Точнее, упали.

«Надо сказать ему, что я девственница», - мелькнула в голове мысль, когда моя футболка быстро поехала вверх. Мелькнула и пропала – потому что Даня смотрел на меня. Смотрел на меня без футболки. Лифчик на мне под стать трусам – такой же отпугивающий, застиранный и уже утративший былую форму. Хотя надевала я его не то, чтобы слишком часто. Но вот сегодня почему-то нацепила. Я хотела что-то остроумное сказать про свое белье – ну, что-то на тему того, что важна не обёртка, а конфетка, но Даня меня опередил. Быстро наклонившись, он просунул руки мне под спину – и непрезентабельная обертка улетела куда-то на пол. А Данил снова стал смотреть на меня. И с каким выражением он это делал – я понять не могла. Но мне почему-то стало неловко, и мурашки уже натуральной гусиной кожей покрыли мою грудь. Я лежу перед тобой, и выше пояса джинсов на мне нет ни черта. Я тебе нравлюсь? Не нравлюсь? Почему ты ничего не делаешь и молчишь?!

И едва мои руки дернулись, чтобы прикрыться от этого невыносимого и непонятного взгляда – как руки Данила пришли в движение. Он в одно движение смял мои груди в горсть - и я задохнулась – так, будто этим движением он забрал из моей груди весь воздух. Движения его рук были напористые, жадные. И они мне одновременно и нравились, и… И его пальцы сжали мои соски, потом на смену пальцам пришли губы, перед моим лицом мелькнула русая макушка. И в этот момент соображать я перестала окончательно.

Он стаскивал с меня джинсы – и я приподнимала бедра, ему помогая. Слава боже, джинсы он стащил вместе с позорными трусами. А потом я смотрела, как торопливо раздевался сам Даня. Я уже видела его обнаженным, но сейчас все было иначе. Тогда, на даче его родителей, я смотрела на него словно в замочную скважину. Словно украдкой. Зная, что это не мое. А теперь… Теперь мы собирались с Данилом заняться сексом. А значит, он мой. На ближайшее время – точно.

Он остался обнаженным – и сейчас в нем не было никакой беззащитности. Или трогательности. В движении, которым он раскатал латекс, была уверенность. А в том, как он дернул меня за бедра, притягивая к себе, - хищная жадность. Я зажмурилась. Я, конечно, знала, что будет больно. И вот сейчас, сейчас…

Но ничего не происходило. Совсем. Лишь шумное дыхание, его, наверное. И все. Мне пришлось открыть глаза.

Ничего не поменялось. Он по-прежнему нависал надо мной. Русая челка падала на высокий лоб. Потолок почти закрывали его широкие плечи, мои бедра были разведены и зафиксированы его ладонями, мышцы на его груди и руках стали еще больше и объемней. И он снова на меня смотрел. Только теперь я была без единого клочка одежды. Меня украшали только многочисленные и частично расчесанные комариные укусы да порядочно запущенная эпиляция зоны бикини.

На что ты смотришь, Даня?!

Я снова дёрнула руками, чтобы прикрыться – прекрасно понимая всю бесперспективность этого занятия. Но снова ничего не успела сделать. Бедра мои развели еще шире, руки завели за голову и…

Тут оно и случилось – то, чего я ждала и на что себя настраивала.

«Не ссы, Плик, это не так больно, как принято считать. Да и больно-то всего первые несколько секунд. А потом притрется», - вспомнилось мне авторитетное Ксюшино мнение.

Ну что… Соврала мне лучшая подруга.

Было больно. Очень сразу. И не меньше потом. И все никак не проходило. И оказалось, что Даня очень тяжелый. И что под его тяжестью и под давлением его рук я сейчас изображу поперечный шпагат в лучших традициях Волочковой. Если до этого не умру от гипоксии – потому что вдохнуть толком не получалось никак.

- Даня… - неужели этот хриплый полушепот принадлежит мне?! – Даня, пожалуйста…

Но Данил никак не отреагировал на мои слова. Он продолжал двигаться. Меня продолжала терзать боль. О том, что притереться, речи не шло – хотя между нами было влажно.

Кровать оказалась скрипучей, и я пыталась отвлечься хотя бы на этот звук. Не получалось. Я чувствовала, что в глазах начинает щипать. Господи, как же это все… не так.

- Даня… - я вынуждена пошлёпать его плечу. Потом еще, потом сильнее. Потом со всей силы.

Он замер. Приподнялся на локтях. Я никогда не видела его таким лохматым. И глаза… совершенно чужие.

- Даня… - я не сдержалась и шмыгнула носом. – Мне больно. Пожалуйста…

Шли секунды. Я ждала, когда он покинет мое тело, и можно будет свести ноги.

- Первый раз всегда больно - сквозь зубы процедил Данил. – Потерпишь, не сахарная.

Больше я не сказала ни слова. Я слушала скрип кровати, хриплое мужское дыхание и давала себе обещание – не заплакать. Данное себе слово я сдержала. Ну, почти. Мой всхлип в конце потонул в его стоне. А спустя несколько секунд меня все-таки отпустили. И в этот момент мне уже не хотелось ничего – даже свести вместе ноги. Только умереть.

В мою жизнь снова вернулся гребаный пафос. Вместе с Данилом Доценко.

* * *

Первый шевельнулся Данил. Встал, натянул джинсы и, взяв со столика сигареты, вышел на балкон. В темноте зажегся огонек сигареты.