Хайленда с глубинными, структурными изменениями в крае по мере его умиротворения и «цивилизации» (теоретически они реконструировались на более высоком административном уровне решения «Хайлендской проблемы», в том числе в рапортах командующего королевскими войсками в Шотландии).

Когда малочисленные гарнизоны армии генерала Уэйда в Горной Шотландии сменила оккупационная армия герцога Камберленда, а правительство, после того как мятежники остановились в декабре 1745 г. в 60 км от Лондона, решительно приступило к умиротворению и «цивилизации» Горного Края, практика полевых исследований также претерпела изменения. Рапорт капитана 3-го пешего полка (знаменитые «Буйволовые шкуры») Джона Бэрлоу от 30 июня 1753 г. о состоянии Западных островов Шотландии (вот где итинерарий М. Мартина, вероятно, пришелся бы к месту) генералу Блэнду, переписавшему в начале 1754 г. предпринятое капитаном описание набело для административных нужд герцогов Ньюкасла и Камберленда, весьма красноречиво иллюстрирует эту тенденцию[257].

Неочевидная и скрытая в «Письмах» (однако отчетливо читаемая в рапорте генерала Уэйда) логика регулярного государства на уровне первичных комментариев теперь проступает со всей очевидностью. Как генерал Блэнд доверительно пишет герцогу Ньюкаслу, «Когда он [капитан Бэрлоу] прибыл туда, я запросил информацию об их [обитателей Западных островов] состоянии, численности, религии, принадлежности этих островов [по праву владения] и о том, каким образом они управляются, или, выражаясь точнее, не управляются, вместе с его комментариями»[258].

Строго следуя инструкциям командующего, капитан Бэрлоу перебирается от одного острова к другому, последовательно помещая их (Сторноуэй, Хэррис, Северный Юст, Бенбекьюла, Гэнн, Рам) со всеми молчаливыми (под пером комментатора) островитянами этой части Хайленда в предложенную генералом Блэндом систему координат этнического картографирования и, шире, административно-этнографического анализа «Хайлендской проблемы». И для ее разрешения горцам, кажется, было вовсе не обязательно иметь свой собственный голос.

Действительность, впрочем, оказалась, несомненно, сложнее: «Люди пребывают в страхе [перед местным вождем], опасаясь рассказывать правду»[259]. Незримая языковая преграда в форме банального и безопасного «Haniel Sasson Uggit» отделяла горцев от капитана Бэрлоу точно так же, как прежде и от капитана Барта. Пределы познания географически существенно расширились вместе с военным присутствием Лондона в Горной Стране после подавления последнего мятежа якобитов 1745–1746 гг., однако социальные и культурные границы допустимого с помощью местных информаторов знания о Хайленде продвигались значительно медленнее маршировавших по ущельям Горного Края «красных мундиров».

Правда, традиция, многое объяснявшая, по убеждению некоторых комментаторов, и после разгрома мятежников в битве при Каллодене 16 апреля 1746 г., в рапорте капитана Бэрлоу уступила место влиянию окружения («тираны»-вожди и «паписты»-священники) и стечению удачных обстоятельств (близость морских путей, плодородность земель, торговые связи, реформаторский энтузиазм просвещенных вождей)[260]. Конструирование этнографических ситуаций, призванных помочь в воссоздании повседневных практик клансменов Западных островов, вообще утратило былую актуальность в процессе тотального описания горцев по стандартным параметрам (таким, например, как указанные генералом Блэндом).

Составленный капитаном Бэрлоу обзор Западных островов при этом необходимо рассматривать в более широком контексте. Рапорт не только описывал их в интересах задуманной Лондоном масштабной социальной инженерии в Горной Стране. Благодаря посредничеству генерала Блэнда он одновременно вписывал эту часть шотландского Хайленда в новый, технически и политически совершенный по меркам эпохи картографический проект герцога Камберленда («Военное обозрение Шотландии», 1747–1755 гг.): «Я передал копию рапорта капитана Бэрлоу на представление Его Королевскому Высочеству, чтобы, когда он будет распределять отряды для службы летом на дорогах, в фортах и дальних постах в Горном Крае и на островах, те, что на Льюисе и Длинных островах [т. е. Внешние Гебриды или Западные острова], также могли быть ими охвачены»[261].

Рапорт капитана Бэрлоу, таким образом, не только был одним из многих, представленных офицерами военных партий, участвовавших в составлении «Военного обозрения Шотландии»[262]. Этот великолепный образец военной хорографии «Хайлендской проблемы» еще и содержал описание новых маршрутов топографической съемки Горной Страны и своеобразного этнографического контроля в Хайленде, поскольку военные партии расквартированных в крае полков были призваны еще и следить за соблюдением введенного правительством в 1746 г. запрета на ношение «горского платья»[263]. Военное строительство и гарнизонная служба, отображенные на картах генерала Уэйда, теперь нашли графическое воплощение и на «Карте Шотландии герцога Камберленда»[264].

При этом иначе был решен вопрос о роли полевых исследований в начертании этнографической карты Хайленда. Весьма избирательно собранные капитанами Бартом и Бэрлоу сведения в рамках общей логики их сочинений (и не во всем разделяемых методов) обозначали лишь контуры той идеальной Горной Шотландии, которую еще предстояло создать в результате масштабных реформ. Выявление пределов познания горцев и Горной Страны, обнаружение (изобретение) традиций и конструирование этнографических ситуаций делали эмпирические наблюдения более конкретными с точки зрения административного воображения и способствовали переходу картографирования гэльской окраины на качественно новый, этнографический уровень колониального знания. А этническая картография в хорографических сочинениях, таким образом, объединяла военно-политическую географию и административную этнографию «Хайлендской проблемы».

Переходя к анализу особенностей полевых исследований преподобных в процессе описания Хайленда, следует заметить, что осенью 1746 г., к тому времени, когда преподобный Александр Макбиэн составил «Мемориал касательно Горного Края», Горная Шотландия являла собой неприглядное зрелище[265]. Несмотря на усилия тринадцатитысячной армии герцога Камберленда, подавлявшего выступление якобитов 1745–1746 гг., в горах тлело неугасшее желание сопротивляться, так что пытавшимся вернуть корону Стюартам было на кого положиться (даже с учетом военной катастрофы под Каллоденом 16 апреля 1746 г.), а Ганноверам было кого ловить в Горной Стране[266]. Оставалось найти тех, с кем в этом деле можно было сотрудничать.

Среди информаторов умиротворявших Хайленд чинов агенты «в сутане», священники, всегда занимали особое место. Наличие приемлемого объяснения свободного перемещения по Горному Краю, приверженность «церкви и государству нашего установления» (то есть протестантской церкви и протестантскому престолонаследию), знание и в ряде случаев хорошее понимание собственной паствы и, наконец, образование, позволявшее составить грамотный отчет, — все это, несомненно, делало сотрудничество со священнослужителями желательным для ответственных за умиротворение края военных и штатских чинов[267].

При этом биография преподобного Макбиэна способствовала верной оценке ситуации в Горной Стране больше многих коллег по службе за кафедрой и в Шотландских горах. Александр Макбиэн родился в Инвернессшире, в землях МакИнтошей — иными словами, собственно, в Горной Стране. С 1701 по 1709 г. преподавал в школе при форте Уильям, построенном в землях Кэмеронов как раз для того, чтобы сдерживать буйный нрав этого традиционно лояльного Стюартам клана в Западном Хайленде.

Еще одна важная веха — 1712–1714 гг. — служба в одном из приходов Россшира, покинутая из-за слишком епископальных настроений его прихожан (и, вероятно, решительной позиции самого преподобного, «Джона Нокса Севера», как его называет издатель мемориала). После ряда жизненных перипетий Макбиэн в 1720 г. вернулся