Все добро Теодогильды было сложены в сундуки, которые стояли у нее в келье. Пока никому и в голову не пришло покушаться на них. Она же королева, а не простая послушница. Жаль, что придется бросить столько красивых вещей. Меха, платья, расшитые золотом плащи, все это останется здесь. Она возьмет только самое ценное, то, что сможет унести в руках. После сотни попыток она собрала узел. То, что получалось сначала, она унести бы не смогла, нужна была пара крепких слуг. Теодогильда брала в руки каждую вещь и мучительно размышляла, возьмет она ее, или не возьмет. Она пропустила через свои руки содержимое сундуков не менее десятка раз. Что ж, ее новая жизнь уместится в небольшом узле, сделанном из нарядного плаща. Золото, украшения и камни, все это она увязала в ткани. Туда же бросила несколько меховых вещиц, и шкурки соболей, что лежали у нее в вещах. Они сами по себе представляли немалую ценность, а не весили почти ничего. Тюринги меняли этот мех у диких вендов. Говорят, в их землях этого зверька полно.

Ночь упала на город, и потянулось мучительное ожидание. На улице не было слышно ни звука, и не было видно ни огонька. Теодогильда жадно вслушивалась в темноту, ведь ее спасение — это тот гот, который придет за ней на повозке, или на лошадях. Она обязательно его услышит, и выбежит к нему. Одинокий стражник, который обычно к этому времени уже спал, не представлял опасности. Она много раз выходила ночью на улицу, чтобы проверить, как тут несут службу. Стража исполняла свои обязанности из рук вон плохо.

Скрип колес раздался в ночной тишине. Судя по звуку, повозка остановилась где-то неподалеку. Пора! Прощай, проклятый монастырь! Прощайте, постные рожи монахинь! Прощай, мать-настоятельница! Чтоб вы тут провалились все в адское пламя! Ненавижу вас всех, а сестру Радегунду в особенности! И Теодогильда, закинув на плечи узел, решительно открыла дверь. Она не прошла и десяти шагов. Вспыхнули факелы, и бывшая королева увидела, что окружена стражниками во главе с матерью-настоятельницей. Та с нескрываемым презрением смотрела на нее.

— А ведь я тебе почти поверила. Спасибо сестре Клеменции, что меня предупредила.

— Так она подслушивала! — ахнула Теодогильда. — Вот тварь! А еще монашка!

— Я уже отпустила ей этот грех, — махнула рукой настоятельница. — Она выполнила свой долг, как подобает невесте Христовой. Она не даст пропасть твоей душе.

— Да на что тебе далась моя душа, старая ведьма! — завизжала Теодогильда. — Ты не можешь меня тут держать насильно. Я епископу пожалуюсь!

— Взять ее! — коротко приказала аббатиса.

У Теодогильды забрали узел, и, несмотря на ее отчаянное сопротивление, втолкнули в келью.

— Один к двери, один к окну! Кто уснет на посту, шкуру спущу! — настоятельница была само милосердие. — Ты! Пойди и прогони этого проходимца. Скажи, что богатая невеста ему не светит. Она теперь невеста того, кто стоит неизмеримо выше всех нас.

На рассвете зарёванную Теодогильду вытащили на монастырский двор в одной нижней рубашке. Монашки стояли кольцом, многие шептали молитвы. Бывшую королеву опрокинули на лавку и привязали широкими ремнями подмышки и чуть выше колен. Она поняла, что будет дальше и истошно завизжала. Это невозможно! Она же королева! Они не посмеют!

Крепкая монашка с глазами, напоминающими оловянные пуговицы, вытащила из ведра с водой длинную лозу и взмахнула ей, рассекая воздух. Видимо, она осталась удовлетворена увиденным, и вопросительно посмотрела на аббатису. Та кивнула головой. Раздался свист лозы, и бывшая королева пронзительно завопила. Удар сыпался за ударом. Кроткие невесты господни не щадили заблудшую сестру свою, и Теодогильду избивали безо всякой пощады. Крепкая хворостина рассекла рубашку, и спина окрасилась кровью. Нежная кожа была исполосована длинными ранами, и в какой-то момент королева не вынесла боли, и потеряла сознание. Она очнулась в своей келье, из которой были вынесены все ее вещи. Вместо сундуков в углу стояло одинокое ведро, и, за исключением топчана, это был единственный предмет обстановки.

Снаружи открылось маленькое окошко, в которое заглянула аббатиса.

— Я рада, что ты очнулась.

— За что? — прошептала искусанными губами Теодогильда. — Разве бог жесток?

— Это не жестокость, дитя, — сказала монахиня. — Это испытание, которое тебя вразумит. Иисус претерпел муки, твои — лишь малая часть от того, что вынес он. Я не позволю пропасть твоей душе.

— Ты наказала меня, — сказала Теодогильда. — И я все поняла.

— Нет, дочь моя, — покачала головой настоятельница. — Я не могу рисковать, ведь дьявол слишком силен в тебе. Я спасу тебя. Даже, если для этого тебе придется провести в этой келье всю свою оставшуюся жизнь.

В тот момент королева Теодогильда еще не знала, что сестра Лилиола сказала ей чистую правду. Матушка-настоятельница скоро покинет этот мир, но новая аббатиса оставит в силе ее распоряжение. Теодогильда никогда больше не увидит белого света, и умрет в этой келье, забытая всеми.

Глава 12

Год 6076 от Сотворения Мира (568 год от Р.Х.). Королевство Нейстрия[56]. Суассон

Наконец-то справедливость восторжествовала. После смерти брата Хариберта Хильперик получил все земли запада до самой Бретани и богатые южные города. Только Париж, окруженный со всех сторон его землями, братья сделали общим владением. Ни один из них не имел права приехать туда без разрешения двух других. И доходы от него они тоже делили поровну. Наверное, если захотеть постараться и попробовать поделить огромное королевство еще более идиотским образом, то это было бы просто невозможно. Братья нарезали земли так, что их владения перемешались, и королям принадлежали земли и города в разных частях страны. Эта чересполосица не могла не вызвать конфликты, и они вспыхнули тут же. Брат Сигиберт внезапно захотел иметь порт на Средиземном море, и пошел войной на Бургундию. Хильперик, которому Фредегонда настоятельно посоветовала не вмешиваться в этот конфликт, теперь довольно потирал руки. Любимая наложница опять оказалась права. Братья, которые были всегда заодно против него, теперь крепко поссорились, а в выигрыше будет только он, Хильперик. Он сумеет сыграть на их противоречиях.

Его сейчас беспокоила лишь собственная семейная жизнь. Она так и не заладилась. Новая жена Галесвинта, которой он передал города Бордо, Лимож, Каор, Беарн и Бигор, никак не беременела. Она и желания к этому не имела. Супружеский долг Галесвинта исполняла с нескрываемым отвращением, отчего Хильперик, не без оснований гордившийся своими мужскими способностями, просто приходил в бешенство. Как результат, он еще больше времени проводил с Фредегондой, о чем королева каким-то