Шрифт:
Закладка:
Россия Стамбульскую конвенцию не ратифицировала. Нет у нас также закона о домашнем насилии. Первая версия документа появилась ещё в 2016 г., тогда его отклонили и отправили на доработку. Довольно много времени спустя, 29 ноября 2019 г., Совет Федерации опубликовал текст законопроекта о профилактике семейно-бытового насилия, который сразу подвергся критике: были внесены поправки, делающие его почти бесполезным.
Что же в нём есть нового, чего не было в нашем законодательстве раньше? Законопроект в своей первой версии предполагал введение защитных предписаний, которые выдавали бы жертвам сотрудники внутренних дел. Причём это распространялось бы и на пары, живущие в незарегистрированном браке.
В числе основных мер защиты пострадавших указывались защитное предписание и судебное предписание. В первом случае предписание выносят органы внутренних дел; их сотрудники на первый раз могут ограничиться профилактической беседой с нарушителем, но если она не подействовала, следующим шагом будет защитное предписание с согласия пострадавших или их законных представителей. Предполагалось, что о фактах бытового насилия или угрозе его совершения могут сообщить другие граждане, организации соцзащиты и медицинские работники.
Защитное предписание запрещает агрессору совершать насилие в отношении жертвы, контактировать с ней любыми способами – лично, по телефону или через Интернет, а также устанавливать её местонахождение. Предписание выносится сроком на 30 суток, если необходимо, его можно продлить до 60 суток. На время действия защитного предписания нарушитель ставится на профилактический контроль.
Судебное защитное предписание выдаётся, как явствует из названия, судом и предусматривает все вышеуказанные запреты плюс другие, более жёсткие профилактические меры. Оно может быть выдано на срок от 30 суток до одного года и обязывать агрессора пройти специализированную психологическую программу, покинуть место совместного жительства с жертвой на срок действия предписания… но только при условии наличия у нарушителя возможности проживать в ином жилом помещении.
Судебное защитное предписание не «отнимает квартиру», как утверждают противники закона о домашнем насилии.
Также в законопроекте указывались меры профилактики домашнего насилия: правовое информирование, профилактическая беседа, профилактический учёт, профилактический контроль, помощь в социальной адаптации и реабилитации лиц, подвергшихся семейно-бытовому насилию.
Так обстояли дела с законопроектом 2016 г. Что же произошло с ним в редакции 2019 г.? Адвокат Мари Давтян и общественный деятель Алёна Попова подвергли критике определение, которое дано семейно-бытовому насилию в опубликованной редакции законопроекта: «умышленное деяние, причиняющее или содержащее угрозу причинения физического и (или) психического страдания и (или) имущественного вреда, не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления». Последняя часть – про административное правонарушение или уголовное преступление – показывает, что сюда не входят те виды насилия, которые подлежат наказанию по Уголовному кодексу и Кодексу об административных правонарушениях. То есть если вас бьют или угрожают убить, получается, что это никакое не семейно-бытовое насилие. Побои – административное правонарушение, проверка по которому может занимать от 10 до 30 суток. Это значит, что во время инцидента насилия жертва остаётся без защиты.
Далее привлекает внимание такая формулировка: «Профилактика семейно-бытового насилия основывается на принципах поддержки и сохранения семьи, индивидуального подхода к каждому случаю, добровольности получения помощи жертвами, соблюдения прав человека, а также соблюдения конфиденциальности». Звучит красиво, но что значит – ставить во главу угла поддержку и сохранение семьи? Это значит играть на руку насильнику, кровно заинтересованному в том, чтобы объекты насилия от него никуда не делись. Вот видим мы запуганную женщину с синяками, жмущихся по углам ребятишек, мужчину, который довёл их до такого состояния… Кого здесь надо спасать? Разумеется, семью!
Нет, конечно, люди способны договариваться, особенно если они значимы друг для друга. Но обо всём ли можно договориться? Представьте себе, что рядом с вами находится людоед, который говорит: «Позволь мне тебя съесть». Возможно ли прийти к соглашению, если одна сторона не хочет быть съеденной, а другая не хочет удовлетвориться ничем, кроме её мяса? Можно предложить: «Я тебе отдам своё ухо, его всё равно под причёской не видно, но кроме него, больше ничего не ешь». Однако сразу же возникают сомнения: как сильно потом пострадавшая сторона будет жалеть о своём добровольно отданном органе? И где гарантия, что людоед удовлетворится только ухом? А вдруг эта малая часть тела только раззадорит его аппетит? Вдруг он скажет: «Ну вот, начало положено, ты же видишь, что это не так уж страшно, так разреши мне есть тебя – всего лишь маленький кусочек один раз в неделю, от тебя не убудет».
Соглашение между людоедом и его жертвой – плохая сделка: жертва в ней проигрывает в тот момент, когда принимает сам факт того, что её можно есть. Не соглашайтесь кормить людоеда, даже если он апеллирует к высшим ценностям. Ваше право жить без насилия не предмет торга.
Законопроект 2019 г. плох ещё и тем, что он не защищает партнёров, официально не состоящих в браке. А ведь таких много. И если вы думаете, что легче уйти от абьюзера, когда вы не состоите с ним в браке, чем от того, с кем официально оформили свои отношения, практика показывает, что это не так.
Согласно новому законопроекту жертва обязана заявлять об угрозах и о фактах насилия сама: другие лица могут сделать это за неё, только если она находится в беспомощном или зависимом состоянии. Но мы уже видели, какой арсенал психологического насилия применяется против женщины в случае абьюза, и понятно, что она далеко не всегда способна заявить на своего мучителя, ведь жертва часто не осознаёт, что с ней происходит, особенно если всю предшествующую жизнь с ней обращались подобным образом. Поэтому нужно оставить возможность, чтобы заявил кто-то другой: родственник, подруга, соседи или врач в поликлинике, куда она обратилась с травмой.
Изменения, делающие закон беззубым, коснулись и вопроса нарушения защитных предписаний. Во-первых, в новой редакции их можно выносить только с согласия жертвы или её представителя. Почему это неприемлемо, говорится выше. Кроме того, в законопроекте за нарушение предписаний предусмотрен только штраф или арест, что вряд ли испугает абьюзера. В противовес этому за повторное нарушение предписаний Попова предлагает ввести уголовную ответственность.
Но даже в таком урезанном виде закон не был принят, несмотря на разнообразные акции женщин, рассказывающие о масштабах домашнего насилия. По-видимому, Россия – единственная на всём постсоветском пространстве страна, входящая в Совет Европы, которая не признаёт, что домашнее насилие существует: в ней достаточно большое количество людей, считающих, что никаких законов принимать по этому поводу не нужно.
Ева росла умненькой, но не слишком здоровой: мучили боли в животе, причины которых не мог понять ни один педиатр. Долго не могла приучиться к горшку, никак не отвыкала сосать, грызть пальцы. Когда отец ругал мать, девочка наловчилась прятаться или притворяться спящей… Правда, последнее не гарантировало того, что «добрый папочка» не растолкает её, не вытащит из постели, не будет кричать: «А ну смотри на ребёнка! Ты что, не видишь, что портишь её своим воспитанием? Вот вырастет такая, как её бабушка или как ты!»
