процессе в показаниях одного свидетеля промелькнули слова о том, что Соньке так долго удавалось уходить от правосудия только потому, что она была негласным полицейским осведомителем. Думаю, это маловероятно, а утверждение свидетеля — обычная провокация, направленная на то, чтобы осложнить пребывание Соньки среди других заключенных.

Судебный процесс проходил с 10 по 19 декабря 1880 года, о чем я говорил, довольно вяло, в том числе и потому, что адвокатам Соньки удалось втянуть суд в изучение документов, мало относящихся к существу дела. Так, много времени суд потратил на то, чтобы документально установить, сколько раз Золотая Ручка была замужем. Были отправлены официальные запросы в Ростов-на-Дону, Одессу, Варшаву и ряд других городов. В ответ приходили любопытные бумаги о том, что факт регистрации браков был (со слов чиновников), но записей в метрических книгах нет. Как так получилось, сами чиновники ответить не могли.

На суде был еще один любопытный эпизод. В какой-то момент Владимир Кочубчик решил продекламировать свои стихи, посвященные Соньке.

Рождена ты хоть цыганкой,

Смугла руками и лицом.

Но тебе пред итальянкой

Нет сравнения ни в чем.

Нет любви твоей милее,

Все бледнеют перед ней.

А лишь один я, всех подлее,

Над ней смеюсь, как дуралей.

Стихи эти ничего не доказывают и ничего не объясняют. Строго говоря, их авторство тоже можно поставить под сомнение. Во всяком случае каких-либо твердых доказательств того, что они принадлежат Кочубчику, мне найти не удалось.

Вообще следует отметить, что преступникам во все времена была присуща, я бы сказал, криминальная сентиментальность. На это обратил внимание и В.М. Дорошевич. На Сахалинской каторге многие злостные преступники отличались именно этим, превращая свою сентиментальность в поэтические опусы. Например, убийца Луговской писал:

Пришла пора, друзья, проститься Мне с светом солнечных лучей И с смертью рано помириться, Как с морем мирится ручей. Ручья конец в том бурном море, И волн седых его страшась, Журчит и стонет в лютом горе Он, с гор по камешкам струясь. А мой конец в житейском море, В глуши, далеко от людей, В стране суровой, на просторе, Где суд свершают без судей…

Больший интерес представляет описание того, как выглядела Сонька Золотая Ручка на процессе: «Шейндля Блювштейн — женщина невысокого роста, лет 30. Она, если не красива теперь, а только миловидна, симпатична, все-таки, надо полагать, была прехорошенькой пикантной женщиной несколько лет назад. Округленные формы лица с немного вздернутым, несколько широким носом, тонкие ровные брови, искрящиеся веселые глаза темного цвета, пряди темных волос, опущенные на ровный, кругловатый лоб, невольно подкупают каждого в ее пользу. Это лицо, немного притертое косметикой, румянами и белилами, изобличает в ней женщину, вполне знакомую с туалетным делом. В костюме тоже проглядывается вкус и умение одеваться. На ней серый арестантский халат, но прекрасно, кокетливо скроенный. Из-под рукавов халата выглядывают рукава черной шелковой кофточки, из-под которой, в свою очередь, белеются манжеты безукоризненной белизны, отороченные кружевцами. На руках черные лайковые перчатки, щегольски застегнутые на нескольких пуговицах. Когда халат распахивается, виден тончайший передник, с карманами, гофренный на груди и внизу. На голове белый, обшитый кружевам и платок, кокетливо сложенный и заколотый у подбородка. Держит она себя чрезвычайно спокойно, уверенно и смело. Видно, что ее совсем не смущает обстановка суда, она уже видала виды и знает все это прекрасно. Поэтому говорит бойко, смело и не смущается нисколько. Произношение чистое и полное знакомство с русским языком».

Мне представляется, что вышеизложенное описание Соньки наиболее близко к истине (исключая разве что утверждения о ее безусловном знании правил русской грамматики). Кроме того, еще раз подчеркивается ее потенциальная возможность к перевоплощению.

Таким образом, при ближайшем рассмотрении криминологический портрет знаменитой воровки выглядит вполне традиционно. Во-первых, она воспитывалась в социально неблагополучной семье и с детских лет была погружена в воровскую среду. Кроме того, она была предоставлена сама себе, не получила сколько-нибудь серьезного образования, зато была рано вовлечена в сексуальную жизнь и выдана замуж, судя по всему, за супруга, к которому не испытывала серьезных чувств. Другими словами, она была социально запущенным элементом.

Во-вторых, как и большинство профессиональных воров, свое первое преступление она совершила в несовершеннолетнем возрасте. И хотя ее не раз уличали в преступной деятельности, серьезного наказания ей удалось избежать, что также способствовало укоренению криминального поведения.

В-третьих, поскольку ее безусловный талант не был востребован в социально полезных целях и культивировался ее окружением исключительно для совершенно иных дел, в итоге он и был применен в полном объеме криминальным миром, более того, развивался им и эксплуатировался. Не исключено, во всяком случае гипотетически это вполне можно предположить, что определенные публикации в газетах, где Сонька представлялась как романтическая и даже идиллическая натура, были специально инспирированы воровским сообществом. Между прочим, и это можно считать доказанным, некоторые публикации в современных газетах и журналах оплачены современной российской профессиональной и организованной преступностью. В них преступный мир представляется не таким уж и ужасным. Более того, представители этого мира рвутся во власть и в глазах общественности благодаря тем самым публикациям предстают благотворителями, меценатами и удачливыми предпринимателями.

В-четвертых, Сонька не могла воровать только в свое удовольствие и быть абсолютно изолированной от остального преступного мира. Она существовала исключительно в определенной сложившейся воровской системе и была подчинена законам этой системы: вынуждена была платить в воровской общак; не имела права воровать в районах, закрепленных за членами других преступных групп; обязана была выручать членов своей преступной группы, попавших в руки полиции, и т. д. и т. п.

В-пятых, само устройство российского общества на тот исторический отрезок времени не давало Соньке шансов подняться сколько-нибудь высоко: она была иудейкой, из семьи с небольшим достатком, родилась вдали от политического центра империи. Собственно говоря, у Соньки с ее неукротимым темпераментом не было выбора, поскольку прозябать в семейной жизни, да еще и будучи обремененной чертой оседлости, было не для нее. Иными словами, она была не только социально запущенной личностью, но и социально отверженной, ненужной обществу.

В-шестых, — и это, с моей точки зрения, самое главное — у Соньки была типичная воровская судьба. Она была красивой, талантливой женщиной, имела множество любовников, деньги, употребляла дорогие вина и ужинала в шикарных ресторанах, наслаждалась жизнью, отдыхая за границей, но закончила свой жизненный путь в нищете, вдали от своей любимой солнечной Одессы, испустив дух на нарах тюремного лазарета. Причем ее красота настолько поблекла, что даже фантазии знаменитого писателя не хватило, чтобы