Шрифт:
Закладка:
И внутри растет протест. И Распутин, понимая, что близка истерика, ловко мною манипулирует. Просто наклоняется и целует. Сволочь. И не грубо, нет, а словно мы влюбленная пара, а это движение губ и языков – страстное примирение. И такое долгое, долгое. И я уже плыву. Мысленно забиваю ногами свое глупое упрямство, и сама льну к нему всем телом в ожидании продолжения.
Забывая, кто я. Забывая, кто он. Глупо, да? Он напомнит.
За шею возьмет. Поднимет резко, так, что нога чуть не подвернется, и скажет:
– Не стоит злить меня, Девочка.
Мне дико хочется спросить? «А что будет?». Но я молчу. Только иду за ним, еле переставляя ноги, почти не замечая круговорота лиц, коротких приветствий и любопытных взглядов.
Лишь короткий осмотр себя в огромном зеркале на выходе немного сглаживает напряжение. Я действительно выгляжу нормально, вот только сама прекрасно знаю, кто такая.
Кем стала пол часа назад. Нужно ли мне это? Хочу ли я такой жизни?
В сумочке есть паспорт, немного наличности, а в душе отчаянное желание стать свободной. И стоит только выйти на улицу, в голове проясняется сильнее, воздух орошает мне влажную от пота и слез кожу. А рука на запястье становится настоящими колодками, стягивающими и шею.
И я понимаю.
Пора.
Пора попрощаться с глупой мечтой стать принцессой. Пора вернуться к реальности.
И возле машины я вижу Игоря. Рядом огромный джип самого Распутина и его московский помощник. Они общаются, но завидев нас, умолкают.
– Побыстрее бы, – просит мужчина, судя по голосу, Иван. И я с ним согласна. Да, нужно побыстрее. Скорее закончить и отправляться на вокзал.
Дверь джипа открывается, но я не собираюсь влезать внутрь. Разворачиваюсь к Распутину лицом.
– Думаю… – хочу сказать, как вдруг вижу на его нахмуренном лбу красную точку. Вроде лазера, которыми играются мальчишки. Но мгновенно осознаю, что это. Распутин тоже понимает. Дергает меня вниз, толкает на асфальт. Но боли в бедре от удара я не ощущаю, потому что все органы чувств настроены волнами на Бориса и внешние раздражители.
И в шуме улицы я бы при всем желании не смогла услышать выстрела.
Зато прекрасно чувствую тепло на шее. Тяну руку туда и ощущаю липкую и горячую влагу.
Боли нет, а значит ранена не я.
– Борис! Ты ранен?! – вскрикиваю я, как вдруг он, не смотря на пулю, поднимает меня и закидывает в салон машины.
– Игорь! – рычит он приглушенно и отдает приказ: – В квартиру ее. Живо!
Мне он не дает сказать и слова. Мимолетный взгляд, и дверца перед носом закрывается. А в следующую секунду машина трогается с места. И я кричу:
– Стой! Стой! Нужно выяснить все ли в порядке с Борисом!
Он ведь может умереть, а я хотела от него уйти?!
– Да что ему сделается. Все знают, что Распутин бессмертный.
Как быстро день сменяется ночью. Как быстро можно поменять собственное, взвешенное решение.
Пару мгновений назад я хотела сообщить, что больше не собираюсь терпеть столь унизительного обращение. А теперь еду в машине, и не вижу ничего за окном из-за, застилающих глаза, слез. Страх за жизнь Бориса буквально обхватывал со всех сторон, душил, заставляя задыхаться.
Домой мы приехали быстро. Но не смотря на высокую температуру в помещении, меня бил озноб. Мне хотелось плакать. Кричать. Рваться к Борису.
Пройдя по комнате пару кругов, я поняла, что, если себя чем-нибудь не займу, просто сойду с ума от беспокойства.
Но с другой стороны, надо ведь просто ему позвонить.
И я даже рассмеялась от собственной глупости. Ну конечно! Я услышу его голос. И мне сразу станет легче.
Но улыбка быстро сходит на нет, когда долгие губки сменяются приятным голосом, сообщающим, что абонент разговаривает по другой линии.
Я совершаю еще пару попыток, а потом долго смотрю в темный экран, понимая, что Борис просто сбрасывает мой вызов.
Или врачи?
Или может быть помощник?
Обхватываю себя руками, совершенно не зная, как поступить. Как выяснить, что он хотя бы жив?
И тут на глаза бросается входная дверь. За которой несет ежедневную службу Игорь. Молодой, но по виду очень строгий молодой человек. С русыми волосами и носом картошкой. Он обычно сидит на стуле за дверью. И только на ночь уходит в квартиру, напротив.
Я бросаюсь к нему. Стучу в дверь, которая уже оказывается закрыта. Как и происходит после девяти часов вечера.
Игорь открывает спустя пару минут, смотрит, чуть нахмурив брови. Бросает взгляд вниз, и я даже недоумеваю. Опускаю голову и чуть не издаю стон.
Я даже не переоделась. Так и хожу в шикарном, окровавленном платье. Но это и не важно.
– Как Борис? – плевать, что без отчества. Плевать, главное знать, что ничего страшного не произошло.
– Да все с ним нормально.
– Это только ваше мнение. А мне нужно знать наверняка, – говорю строго и стараюсь в такой же манере посмотреть.
Если я буду женой Бориса… Если он не умер… То мне надо вести себя соответствующе, ведь так? Чуть с высока, наверное.
– Так позвоните ему, – говорит он вроде бы равнодушно, но я уже чувствую раздражение и даже насмешку. – У вас же есть его номер? Есть?
– Есть, – бурчу я. – Но… мой телефон сел.
Отличная ложь и не надо признаваться, что кто-то просто скидывает мои звонки.
– Ну да… Ладно, – делает он одолжение и достает телефон из черных брюк, которые, к слову, были единственным атрибутом его одежды. Щеки невольно вспыхнули жаром. Без рубашки я видела мальчишек, когда купалась в озере. Отца, когда он напивался и забывался. И, конечно, Бориса.
И почему-то вот так смотреть на чужого полуголого мужчину мне казалось неприличным. Я даже подумала, а что на это сказал бы Борис?
– Алло, – вырывает меня из мыслей голос Игоря. – То есть все нормально? Сударыня Пермякова волнуется.
Что за обращение «сударыня». Почему по имени нельзя?
Я уже сделала шаг, чтобы выхватить телефон и спросить все самой, как он поднимает его над головой, так что не допрыгнуть, и изгибает губы в ухмылке.
Да что с ним?
– Все нормально. Я же сказал, ничего с Распутиным не будет. Ранение в руку, подумаешь.
– Откуда вы знаете, что в руку? – настораживаюсь я и упираю руки в бока. А если он предатель? А если он все это время хотел убить Бориса? С другой стороны… Я вообще не понимаю, кому может понадобиться убирать Бориса. Он же просто директор завода. Верно?
– Так я вроде не слепой. Спокойной ночи, сударыня, – кивает он на дверь, и я, дернув плечами в недовольном жесте, подчиняюсь его бессловесному требованию.
