Вяземский встречает нас в прихожей. Окидывает благосклонным взглядом и приглашает в машину. Выпиваю кофе, приготовленное мужем, а Милане вручаю яблоко.

Глеб мчится по оживленному городу. Мимо проносятся дома, скверы с цветущими тополями, фонтаны, блестящие супермаркеты, люди… И с каждым пройденным метром душу заполняет тревога. Она пропитывает меня, словно яд… Вытравливает ощущение безопасности, что я таким трудом вернула… Я слишком хорошо знаю эту улицу… И дом Глеба мне тоже знаком…

– Что ты делаешь, Глеб? Зачем? – пальцы судорожно сжимают его плечо. – Я не пойду к твоим родителям, ни за что… Ты хочешь от меня избавиться, да? Я же говорила, что твой папа…

– Кара, прекрати молоть чушь. Посмотри на себя, – он разворачивает зеркало заднего вида, заставляя меня взглянуть в отражение. Красивая темноволосая женщина испуганно взирает на меня… Хлопает длинными ресницами и прикусывает губы.

– Да, я изменилась, но…

– Ты Каролина Чацкая, а не Лера. И я ничего не хочу больше слышать о папе. Ты явно что-то напутала. Выходите. Приклей к лицу улыбку и постарайся не снимать ее до конца мероприятия. Мама пригласила уважаемых гостей.

– А разве сегодня праздник? – поднимаю бровь.

– Моим родителям не нужен повод для торжества.

Грудь сдавливает обруч страха и неуверенности. Глеб прав – у меня другое лицо, другое имя… И я должна блистать, а не выглядеть неуверенной клушей… Мой муж Глеб Вяземский – желанный мужчина для большинства женщин.

– Глебушка, сыночек, – воркует Нина Ильнична, завидев нас. – Хорошо, что вы приехали. Для нас с папой ваша женитьбы стала таким сюрпризом, – нараспев добавляет она.

Свекровь почти не изменилась – светлые волосы уложены в аккуратное каре, неизменная помада карамельного оттенка на губах, блузка с воротником-жабо… Разве что морщинок вокруг глаз стало больше. И пожалуй, она немного прибавила в весе.

– Какая милая… женщина, – пристально всматриваясь в мое лицо, произносит она. – Вы Каролина, Глебушка говорил.

– Очень приятно, а это Милана.

– Ваша дочь, – протягивает она с ноткой грусти.

– Наша с Глебом дочь, – поправляю ее я.

– Мам, я потом тебе все объясню, – тушуется Вяземский.

Вот же трус! Он постеснялся сказать, что Мила его ребенок? Побоялся материнского осуждения? Нина Ильинична легко сопоставит даты и поймет, что Милана родилась, когда ее обожаемый Глебушка был женат на Ане.

– Ну… Идемте к гостям. Папа пока занят, разговаривает с Базаровым, – закатывает глаза Нина Ильинична.

Базаров здесь? Какое отношение мой врач имеет к этой семье? Боже мой, только бы он меня не заметил…

– Кара, идем к папе. Поздороваемся, а потом я покажу Милочке пруд и сад. У нас растет потрясающий шиповник.

Знаю я, какой здесь шиповник… Воспоминания обрушиваются на меня лавиной, а вместе с ними и видения – я помню все слова, сказанные в тот день… И кроваво-красные следы на белых лепестках тоже… Слова его мамы, пренебрежительные фразы Глеба… Обида оседает в горле, как горькое зелье…

– Хорошо, – хриплю я.

Медленно ступаю за мужем, наблюдая за эмоциями Андрея Максимовича и Матвея Базарова. Недоверие, смешанное с сомнением, сквозит на лице первого. Радость от встречи и восхищение на лице второго…

– Папа, знакомься, это моя жена Каролина. И дочь Милана, – безэмоционально произносит Глеб. Таким тоном зачитывают доклад или приговор суда…

– Очень приятно.

– Каролина, это ты? – вскрикивает Матвей, бесцеремонно прижимая меня к груди.

– А… Вы знакомы? – прищуривается Глеб.

– Ну еще бы! Она нас здорово напугала.

– А можно подробнее? – бледнеет Вяземский. – Пап, прости, мы отойдем на минутку.

Глеб тянет меня за локоть и отводит в сторону. Не обращая внимания на одураченного отца, впивается взглядом в Матвея, надеясь услышать страшную правду… Не хотела я, чтобы он узнал о моем диагнозе так…

– Странно, что вы не знаете, Глеб Андреевич. У Каролины дважды останавливалось сердце во время родов.

– Матвей Иванович, не надо, прошу вас, – сиплю я.

– Помолчи! – рявкает Глеб. – Почему, какая причина?

– У нее стеноз аортального клапана, приобретенный порок сердца, компенсированный. Но авария в самом начале беременности, а потом и роды спровоцировали осложнение. Пришлось делать кесарево сечение. Каролина Дмитриевна два месяца находилась под нашим наблюдением. Кстати, вы давно проходили осмотр?

– Да… Нет…

– Ну-ка, отойдем на минуту, Кара, – мертвенно-бледный Глеб демонстративно хватает меня за плечо и тянет в сторону летнего домика…

Глава 32

Каролина.

Я успела отвыкнуть от такого Вяземского… Его глаза сверкают огнем ярости и удивления, подбородок подрагивает, а с лица словно смываются все краски – оно походит на бледное полотно…

– Глеб, отпусти, мне больно… – шепчу хрипло, опасливо озираясь по сторонам. Гости продолжают выпивать и пробовать заморские закуски Нины Ильиничны, но  я-то знаю – внимание всех устремляется на нас.

– Больно? Почему ты скрыла от меня такую важную информацию? Чего еще я не знаю? – цедит он сквозь зубы.

– А ты хотел узнать, Глеб? Не слишком ли много чести для простой подстилки? Как ты тогда сказал: «Ты не рожала ее, Кара? И не кормила грудью?» А потом ты назвал меня дорогой игрушкой для постельных утех. Так было или я ошибаюсь? В какой момент твоей пламенной речи я должна была высказать информацию о моем здоровье? Даже если я сдохну, что в твоей жизни изменится? Ты… – захлебываюсь словами и подступившей горечью. Силуэт Глеба расплывается от выступивших, предательских слез…

Не позволю никому меня жалеть! Краем глаза замечаю пристальный взгляд молодой пары, стоящей возле вычурного газона. Нина Ильнична что-то шепчет на ухо мужу, Базаров смущенно чешет затылок… И все, все без исключения косятся на нас… Еще плакать при них? Много чести! Выпрямляю плечи и вскидываю подбородок, смотря Глебу прямо в глаза.

– Мое здоровье – мое дело. Тебя не касается. И, вообще…

– Черта с два это меня не касается, – шипит Вяземский. Хватает меня за локоть и уводит к открытой террасе, увитой густым плющом. Нина Ильинична любит там читать, сидя в кресле-качалке…

– Ты никто мне, ясно! Я вышла за тебя против воли. Я уехать хотела, а ты…

– Быстро говори, Кара, как это можно исправить? Я вчера… Вчера мы с тобой…

– Ты поступил как свинья, Глеб – называй вещи своими именами. И меня не спросил, хочу ли я рожать от тебя. И… Могу ли? Потому что я…

– Кара, почему ты меня не послала к черту? Почему? – сдавленно шепчет Вяземский, касаясь моих плеч.

– Потому что ты был прав, Глеб. Я ни черта не справилась… Тяжело вынашивала Миланку, но очень хотела родить ее самостоятельно. И кормить хотела, только… Сердечные