— И что вы будете делать, когда победит тьма? — спросил он, его голос был спокоен, но в нем звучало предупреждение.

— Найду свою гармонию в этом тёмном мире, господин инквизитор. А вы?

Крид молчал. Он не знал ответа. Он видел в себе зверя, которого кормил местью и гордыней. И он не знал, сможет ли он его усмирить, сможет ли найти свою гармонию в этом безумии. Дождь продолжался, смывая пепел и забытые грехи. Игра продолжалась, но теперь ему и правда было интересно.

Дождь барабанил по обломкам черепицы, превращая ночную тишину в монотонный, гнетущий ритм. Внезапно Крид заговорил, его голос — холодный и спокойный — прорезал ночную тишину:

— Назови своё имя. Негоже обращаться к собеседнице «эй ты, чёртова ведьма».

Его улыбка была короткой, почти незаметной, но в ней читались ирония, вызов и скрытая угроза.

Ведьма ответила не сразу, выдержав паузу, наполненную искусственным испугом:

— А разве можно говорить инквизитору своё имя?

Крид усмехнулся. Он понимал, что она скрывает истинные эмоции за маской притворного страха.

— Ты же не демон?

Ведьма снова замолчала, на этот раз в её молчании слышались раздумья, расчет и нечто ещё, неуловимое для Крида. Наконец, её голос прозвучал спокойно, без эмоций:

— Катарина…

— Что ж, за знакомство! — Крид достал из-за пазухи небольшую чарочку с темной жидкостью и протянул ей. — Это взвар, собранный в лесах Сполето. Может, согреет в этот холодный вечер, а то простудишься ещё, а мне потом лечи. Пей! — приказным тоном рыкнул инквизитор.

Аромат трав и специй прорезал тяжелую тишину ночи. Это был не просто жест знакомства. Игра продолжалась, они будут пытаться вычислить друг друга, искать слабости. И неизвестно, кто одержит в ней верх.

Глава 9

Неаполь. Имя, когда-то вызывавшее образы солнечного света, теперь рождало лишь мрак. Город, раскинувшийся на берегу бурного моря, когда-то пылавший жизнью, ныне представлял собой бескрайнее поле разрушения, залитое полумраком и пропитанное привкусом ржавой стали и разложения. Воздух, тяжелый и душный, словно дыхание трупа, проникал в легкие, оставляя горький привкус металла и гнили. Солнце, бледное и бессильное, словно само испугалось царившего здесь ужаса, уже скрылось за горизонтом, оставляя после себя только бескрайний мрак, в котором шептали призраки былых времён. Виктор Крид, его лицо, выражало лишь холодное безразличие к этой ужасающей картине разрушения. Рядом, дрожа от холода, стояла Катарина. На языке Виктора оставался привкус стали – горькое напоминание о бесконечной резне.

Бывшие величественные соборы теперь стояли разрушенными скелетами, их росписи и фрески изуродованы, превращены в ужасающие гротески. Древние дворцы, когда-то символы богатства и роскоши, теперь были разорены и осквернены. Улицы, когда-то шумевшие от жизни, теперь были завалены останками людей и животных, перемешанными с осколками фресок и мозаики. Даже море, когда-то ласково омывавшее берега города, теперь казалось безразличным к страданиям, его волны напоминали бесчувственные ладони, в отчаянии молящие о помощи. Всё это создавало атмосферу ныне забытого богом города, заточенного в когти смерти. Привкус стали на губах Виктора усиливал ощущение холодной, зловещей жестокости, с которой была совершена вся эта резня.

— Они и правда прошлись по Италии огнём и мечом, — прошипел Виктор, его голос, охрипший от веков, звучал как скрежет металла. Привкус стали подтверждал его слова, словно сам город пытал его своим мрачным вкусом.

Катарина, прижав руки к груди, только кивнула, ее глаза были расширены, заполнены бездной ужаса, пропитанной темной энергией. Ее шепот был едва слышен: «Они… истребили их всех. До последней искры мимолётной жизни. Даже демоны оставляют следы большего милосердия… но они… оставили лишь пустоту… и вкус стали… и что-то еще… что-то темнее… что-то… нечеловеческое…».

Они двигались вперед, спотыкаясь о осколки бывшего великолепия. Виктор крепче сжал рукоять меча, чувствуя дуновение смерти вокруг.

И вдруг, из черных глубин разрушенного города донесся слабый, едва слышный шум… шум, заставляющий кровь стынуть в жилах… шепот крыльев… и что-то еще… холодное дыхание самой тьмы чьи врата были распахнуты ангелами разорившими город.

Виктор медленно провел пальцем по лезвию, проверяя остроту. Это не был простой меч, а оружие, пропитанное столькими веками крови и магии, что оно уже само излучало мрачную энергию жнеца и пожирателя душ. Он спокойно, с холодной сосредоточенностью воина, сфокусировал на кончике лезвия магическую энергию света, создавая сгусток чистейшего сияния, который напоминал блеск мерцающего драгоценного камня в руках дьявола.

Этот свет, однако, был не символом надежды, а холодным, рассветным лучом, прорывающимся сквозь вечный мрак. С чудовищной точностью, он направил его в темный закуток, в ту самую глубину руин, где слышался шепот и шевеление крыльев.

Последовавший за этим рёв был похож на смертельный крик обиженного зверя, смешанный с пронзительным визгом и торопливым бегством. Не один звук, а настоящая симфония ужаса.

— Что это было? Девв Мария меня защити... — спросила ведьма, ее голос дрожал.

Виктор повернулся к ней, его лицо было невозмутимо, хотя в его глазах играл холодный огонёк любопытства. Его ответ был спокоен, но пропитан тем же мраком, что и сам Неаполь:

— В этом городе темнота всегда находит себе новые уродливые формы. И теперь нам предстоит выяснить, какую из них она выбрала сегодня.

Он медленно подошёл к закутку, его меч, по-прежнему излучающий бледное сияние, освещал им путь.

Из тьмы вырвалась тварь — кошмар, сотканный из гнили и костей. Тело, отдалённо напоминающее льва, было покрыто гниющей плотью, изъязвлено и испещрено струпьями, из которых сочилась чёрная, густая жидкость. Задняя часть туловища переходила в толстый хвост, ощетинившийся кривыми, сломанными шипами, словно иголки давно покинутого ежа. Огромное жало на конце хвоста мерцало зловещим желтоватым светом. Вместо гривы — колыхались мерзкие щупальца, похожие на извивающихся червей, с присосками на кончиках, постоянно ищущие за что зацепиться. Лицо, хотя и человеческое в своём изначальном виде, было искажено до ужаса: растянутая пасть с рядами острых клыков, глаза, пылающие адским огнём, и длинный, тонкий язык, вылезающий из пасти, словно червь, оставлял за собой следы липкой слизи. Запах был невыносим — тухлая плоть, кровь и что-то ещё, неизъяснимо мерзкое, запах самой смерти. Тварь набросилась на Виктора и Катарину; её движения были быстрыми и резкими, непредсказуемыми, как удар ядовитой змеи.

Крид отбивался мечом, но тварь оказалась слишком быстра, слишком сильна. Осознав безысходность ситуации, Катарина сделала глубокий вдох. Её лицо исказилось от