МакЭвой. – Проверим окрестные больницы, приюты, аэропорты.

Уитни бросило в жар. О подобных местах она даже не подумала.

– И, как мы уже говорили, – вмешалась Сэндуол, – каждые сорок пять минут будем отслеживать ее телефон, так что сразу узнаем, когда она его включит.

– Звоните в любое время, – сказал МакЭвой. – И обязательно сообщите нам, если узнаете что-нибудь новое.

Уитни механически кивала. Когда полицейские ушли, она направилась к Натали на кухню, и подруга налила ей чашку горячего чая, который она никогда не любила. Амелия и Натали любили чай. Уитни же предпочитала кофе, но она знала, что сейчас для него не время. И взяла кружку с чаем, стараясь согреть холодные, дрожащие руки.

Глава 16

Суббота, 20:00, через двадцать семь часов после расставания

– Когда ты ела в последний раз?

Натали подошла к Уитни сзади, и та вздрогнула, не услышав ее шагов. Она смотрела в окно, надеясь, что Амелия вот-вот подойдет ко входной двери. Полицейские уехали, и с тех пор она проверила местонахождение дочери по меньшей мере дюжину раз. Ничего.

В большинстве случаев беглецы в конце концов выходят на связь.

Как бы ей хотелось верить, что Амелия просто сбежала, что это глупая бунтарская выходка, которая закончится, когда дочь устанет от приключений или соскучится по дому. Но ноющее сердце, смятение и тревога в душе подсказывали ей – что-то не так.

– Не знаю, – рассеянно ответила Уитни, бросив взгляд в сторону кухни. – Кажется, завтракала утром…

– Да уж. Приготовлю тебе что-нибудь.

– Не надо. Ничего не хочу. – Опустив плечи, Уитни на негнущихся ногах подошла к дивану и плюхнулась на него с таким звуком, будто кто-то выплеснул стакан с водой. – Просто устала.

– Оттого, что ничего не ела. Нужно поддерживать силы. Амелии не станет лучше, если ты совсем ослабеешь.

Когда Натали брала все в свои руки, спорить с ней было бесполезно. Уитни даже не пыталась. В глазах щипало, все тело ныло. Неужели это и есть шок? Или она его уже преодолела, и теперь у нее стадия скорби?

Нет, предаваться скорби – значит сдаться. А Уитни не собиралась сдаваться.

На кухне то и дело хлопали дверцы шкафчиков, шаркала Натали. Открылся холодильник, звякала посуда. Привычные звуки кухни убаюкивали, глаза слипались, мышцы расслабились. Уитни уже задремала, тело превратилось в желе, а мысли начали путаться, – но тут сквозь дрему донеслось настойчивое жужжание. Не обращай внимания, протестовало ее тело, и Уитни хотела прислушаться к призыву. Однако вспомнила об Амелии и с усилием заставила себя открыть глаза.

Увы, это был всего-навсего Дэн – интересовался, что нового. Она ответила, и тут Натали поставила ей на колени тарелку с бутербродом.

– Спасибо, Нат. – Взяв в руки тарелку, Уитни встала. – Схожу в комнату Амелии, нужно кое-что выяснить.

С той минуты, когда она увидела ту фотографию, ей не терпелось узнать, нет ли у Амелии в комнате еще чего-нибудь, что раньше она упустила из виду. То, что копы не догадались бы искать.

Уитни плелась по коридору, с трудом передвигая ноги; перед глазами плыли круги, голова раскалывалась от боли. Да, поесть просто необходимо. Войдя в комнату Амелии, она взяла половинку бутерброда. Прожевала и с усилием проглотила, словно это был кусок наждачной бумаги. Разумеется, при других обстоятельствах бутерброд показался бы ей вкусным, однако сейчас аппетита не было. Уитни поставила тарелку на комод и взяла в руки фотографию. Где только Амелия ее отыскала?

Фото напоминало Уитни о прошлом, которое она много лет пыталась забыть. По телу пробежала дрожь, и Уитни положила снимок лицом вниз. С трудом проглотив еще кусок бутерброда, она прислонилась спиной к комоду, обводя взглядом комнату. И тут в памяти всплыл разговор…

– Мама, можно задать тебе гипотический вопрос? – спросила одиннадцатилетняя Амелия, широко распахнув глаза.

– Ты имеешь в виду гипотетический? – рассмеялась Уитни.

– Ну да. – Девочка кивнула. – Так могу я спросить тебя кое о чем?

– Конечно.

– Что, если гипотически…

– Гипотетически, – поправила Уитни.

– Гипотетически, – повторила дочь, – у меня был бы парень.

– Что?! В одиннадцать лет?!

– Ну это же гипотетически.

Уитни улыбнулась. На этот раз Амелия произнесла трудное слово правильно.

– Еще бы! Разумеется, только гипотетически, – произнесла Уитни с сарказмом. Неужели Амелия думает, что она ничего не понимает? Все же ее мать не вчера родилась.

– Ну правда! – настаивала Амелия.

– Хорошо, тогда гипотетически я запретила бы тебе встречаться с этим мальчиком, потому что ты еще слишком маленькая. Свидания разрешены с шестнадцати, помнишь?

Дочка с серьезным видом кивнула.

– Амелия! Так у тебя появился мальчик?

– Нет. Это гипотетически.

– Тогда откуда такие вопросы?

– У моей школьной подруги есть тайный поклонник, и мне стало интересно, а вдруг и у меня появится.

Объяснение звучало вполне правдоподобно. Вот только во время разговора Амелия кусала внутреннюю сторону щеки и, кажется, прокусила ее до крови…

Позже, когда Уитни перед сном зашла пожелать дочери спокойной ночи, она увидела, как Амелия прячет под матрас лист бумаги. Уитни сделала вид, что ничего не заметила, а Амелия, должно быть, подумала, что сумела провести мать. На следующий день, когда дочь была в школе, Уитни нашла под матрасом несколько записок от тайного поклонника.

Доев бутерброд, Уитни поднялась, опираясь на комод, и подошла к кровати Амелии. Опустилась на колени на жесткий ковер, запустила руку под матрас, пошарила рукой. Справа, со стороны подушки, кончик ее пальца коснулся заостренного края какого-то предмета. Уитни просунула руку глубже и нащупала тонкую обложку блокнота. Она ухватила его и вытащила.

Маленькая записная книжка в черной помятой обложке. Уитни быстро пролистала страницы, многие были исписаны синими чернилами – рукой Амелии.

На кухне открывались и закрывались дверцы шкафов, звенела посуда. Натали наводила порядок.

Поднявшись с пола, Уитни села на кровать и открыла блокнот. Страницы были заполнены стихами. Прекрасные стихи, отметила Уитни. Только слишком уж мрачные. Бегло пробежав записи, она задумалась, не страдала ли Амелия от депрессии.

Дойдя до стихотворения «Мальчик из двести четвертой», Уитни насторожилась. Ее глаза выхватили слова «рана», «кровь» и «боль». Амелия испытала боль? Насилие? Не может быть, чтобы с ее дочерью такое происходило! Однако зловещие строки встречались и в остальных стихах. От них веяло чем-то мрачным, болезненным.

На память пришел разговор с Дэном. С чего вдруг Амелия расспрашивала отца о предыдущих отношениях Уитни? Возможно, дочь считала, что история повторяется? Что она идет по стопам матери? Именно от таких бед Уитни всю жизнь и пыталась уберечь Амелию. Именно поэтому она и была чересчур заботливой. Чересчур строгой.

Прижимая блокнот к груди, Уитни