Только тут я понял, что мою голову охватывает тугая повязка.

Медсестра упорхнула, чтобы через пятнадцать минут вернуться уже с мужчиной лет тридцати. Евгений Викторович быстро провел осмотр, послушал мое дыхание, замерил температуру, после чего вынес свой вердикт.

— Постельный режим в течение недели. Вашим родным уже сообщили о вас, не переживайте. Приемные часы у нас после четырех часов пополудни. Отдыхайте.

— И чем мне заниматься? — спросил я доктора, пока тот не ушел. — Я же здесь со скуки умру. Даже поговорить не с кем.

Действительно, рядом стоящие койки пустовали, что меня удивляло. Врач посмотрел на них и вздохнул.

— Приказ товарищей из ОГПУ — выделить вам отдельную палату. А чем заняться? — он задумался на пару минут, после чего посмотрел на медсестру. — Ольга Александровна, найдите занятие для больного ему по силам и не во вред лечению.

Вот так скинув проблему на девушку, он быстро покинул меня.

— Эм, — растерянно посмотрела на меня Ольга, смущенно улыбнувшись, — может вам книжку принести?

— По предварительным данным, имела место преступная халатность, — говорил Савинков, стоя у моей койки. — В лаборатории был газовый баллон для оперативного розжига и подогрева ингредиентов. У него до конца не закрыли вентиль, к тому же из-за внутреннего давления в баллоне оставленный пропуск увеличил напор газа и концентрация достигла того предела, при котором вспыхивает от любого огня. А тут еще и химикат подогревали, чтобы довести его «до кондиции». В общем — два трупа, разнесенное помещение лаборатории и вы на больничной койке.

— Проходил не в том месте не в то время? — невесело усмехнулся я.

— Да, — просто кивнул Савинков.

— Бывает же. Представляю, как бы обрадовались парторги, которых я еще не проверил.

ОГПУшник лишь скупо улыбнулся на мое замечание.

— Знаешь, — вздохнул я, — похоже, безопасность труда хромает на этом предприятии. А может и не только на нем. Надо бы поднять документы, какие меры предусмотрены, чтобы подобные ситуации не повторялись. И если их нет — написать и разослать по предприятиям с приказом об обязательном применении.

Савинков молча кивнул и тут же сделал запись к себе в командирский планшет.

— Доктор сказал, вам еще два дня лежать, — заметил он.

— Да я мог бы уже и сегодня выписаться, — рассмеялся я. — Перестраховывается Евгений Викторович.

Лежать в больнице было откровенно скучно. Сейчас ни интернета нет, ни телевизора. Даже радио не в каждой палате. Книги — вот единственная отдушина, и то не всем доступная. Не удивительно, что я рвался «на волю». Поработать тоже не удалось. Голова — мой главный «инструмент» в первые дни гудела, и даже думать было больно. Постепенно это прошло, а в последний день я и вовсе чувствовал себя абсолютно здоровым.

Кроме Савинкова меня навещали родители и Люда. Девушка примчалась ко мне в тот же день, как я попал сюда. Родители чуть позже, но только потому, что узнали новости от нее — что я жив и пойду на поправку. Вот и не стали срываться с работы, а пришли в положенные часы приема, заранее договорившись об отгуле.

— Поправляйтесь, спешить сейчас смысла нет, — закруглился Савинков и покинул меня.

Я лишь тяжело вздохнул. Еще два дня безделья. Для меня — это настоящая пытка. Чем бы себя занять?

Через два дня я наконец покинул больницу. Эти дни стали для меня самыми тяжелыми за все время лечения. Я уже и палату покидал, чтобы пообщаться с другими пациентами, да сыграть с ними в те же шахматы. И две книги прочитал, хоть ни жанр, ни сюжет мне в них особо не понравились. Пытался сколотить группу для игры в «героев», но не получилось. Игра завоевала любовь прежде всего среди молодежи, а в больнице лежали люди более зрелого возраста. Я был самым молодым. Ну и когда все же нашел тех, кто согласился попробовать, ничего не вышло. В качестве мастера игры пришлось выступать мне самому, а там выяснилось, что половина высказавших желание поиграть мужиков — сами поучаствовали в империалистической войне и «навыки персонажей» для них казались детским лепетом. Конечно, они были сильно упрощены и условны, это же игра. Но видно мне попались те, кто любит докапываться до мелочей. И казак по их мнению должен не только шашкой уметь махать, но и в рукопашной быть лучше штурмовика, и всадник на скаку из пистоля не попадет, даже если кубик выдал максимальное значение… Да и те же кубики — нашлись только шестигранники, а для героев нужны кубы и с большим числом граней. Короче, попробовал я поиграть с ними и плюнул, нервы дороже.

Из больницы меня забрал приехавший на машине Михалыч. Я его после того случая в первый раз видел. Мужик очень переживал, что никак не смог мне тогда помочь.

— Ты уж прости меня, Сергей Федорович. Я как услышал взрыв, тут же все бросил и к тебе побежал. Охранника того на проходной даже приголубить пришлось, не хотел пускать меня, скотина. Да толку-то? Пока добежал, рядом с тобой уже рабочие, что рядом обретались, столпились. Кирпичи они живо пооткидали, да тряпку к твоей голове приложили, чтобы кровь остановить. За дохтуром уже кто-то побежал. Только и смог, что убедить их тебя в машину донести, и тут же в больницу рванул.

— Все нормально, Михалыч, уже все нормально, — попытался я его успокоить. — Лучше расскажи, что без меня было?

— Да что там могло быть-то? — даже удивился он. — Ну, Савинков меня несколько раз опрашивал. Что видел, где был, когда взорвалось на том комбинате, будь он неладен. Да и все. Я ж в высоких кабинетах не бываю. Что там — ужо не моего ума дело.

Махнув мысленно рукой, решил, что все узнаю от Андрея. От Кондрашева только одна весточка была, которую он через Люду передал. Мол, ждет, когда я поправлюсь, есть какие-то новости от Алксниса. Очень хочет Яков Иванович меня видеть, а зачем — я без понятия. До этого от него ни слуху, ни духу не было.

Дома меня уже ждали. Мама испекла рыбный пирог, запах которого сбивал с ног еще на лестничной площадке, отец тоже пораньше отпросился с работы. А Люда, как я понял, и вовсе сегодня на учебу не ходила — помогала маме и первой кинулась ко