— Прими благословение, Евдокия.

Сердце чуть во второй раз не скакануло, но уже от радости, а люди удивленно зашептались, услышав, что её позвали по имени. На деревянных ногах она подошла, склонилась и поцеловала руку.

— Наслышан о тебе, отроковица, — благожелательно произнёс он и неожиданно чуть наклонился, тихо шепнув: — Видел я, какой барельеф ты сотворила во Пскове. Понравилось. СвЕтло и лепо.

Дуня вопросительно посмотрела на него, думая, что он сейчас скажет, что хорошо бы владычьи палаты барельефом украсить, но он усмехнулся и чуть качнул головой. А потом достаточно громко добавил:

— Мой друг… — владыко Феофил сделал паузу, — …беспокоился за тебя и просил присмотреть. Благому делу ты послужила зачинателем.

Дуне потребовалось время, чтобы расшифровать, что по её душу пришло письмецо от старца Феодосия, в котором он побеспокоился о ней и рассказал о школах с лечебницами. Может, и князь что-то чиркнул, но раз местный владыко упомянул про благие дела, то скорее всего речь идёт о школах.

Пока она хлопала глазами и кланялась, слова новгородского владыки полетели по рядам, и на Дуню смотрели уже по-другому. В глазах многих она перестала быть дерзкой отроковицей, осмелившейся не то, что раскрыть свой рот при взрослых, а ещё и спорить.

Теперь в ней увидели боярышню, имеющую право повелевать, а у этого статуса, как и у княжьего, нет возраста. Дуня давно уже привыкла к таким метаморфозам и облегчённо выдохнула.

Позади раздалось шевеление. Боярыня Кошкина и Мотя подошли к владыке, чтобы он их тоже благословил, а когда они все развернулись, то увидела стоящих возле бильярдного стола знакомых иноземцев и старосту Селифонтова.

Иноземцы вежливо поклонились Феофилу, потом поклонились Кошкиной и с некоторыми сомнениями поклонились Дуне.

— Сеньорита Евдокия, — радостно улыбаясь, поприветствовал её Фиорованти, разбивая ровный гул шепотков. — Расскажи скорее, что мы тут видим! — возбужденно попросил он, игнорируя кислые выражения лиц остальных.

Не ответить улыбкой лучащемуся жизнерадостностью итальянцу было невозможно: его удивительно живые глаза очаровывали, и солидный по здешним меркам возраст казался неважным. И кажется, он прекрасно понимал, какой эффект производит на женский пол, включая улыбающихся ему московских боярышень.

«Вот же жук!» — пронеслось в голове Дуни, но ей была приятна его заинтересованность бильярдным столом.

— Я обещала доказать уважаемым господам, — громко произнесла Дуня, стараясь смотреть одновременно на всех, чтобы было понятно, что она всё общество призывает в свидетели, — что простота предмета не говорит о примитивности мастера! Наоборот, очень часто всё гениальное просто.

Дуня подозвала подругу и закопавшись в сумке, достала со дна чётки и два шара Баодинг. Подняв вверх чётки, она заявила:

— Чётки известны с древнейших времен и используются многими народами. Они просты, но тот, кто их придумал, был гением.

Дуня передала чётки Моте и следующим предметом были шары для успокоения нервов.

— Это тоже древнее изобретение философов из далёкой страны Син. Эти шары служат синским боярам для восстановления внутренней гармонии, а ещё их используют воины, покалечившие руку.

Дуня показала, как надо держать в одной руке шары и менять их местами. Она видела, что её находки любопытны собравшимся, но не так чтобы очень, а иноземцы вовсе насмешливо кривили губы.

— Я хочу сказать, что только глубоко чувствующие и думающие люди могли увидеть красоту в шаре и использовать её для собственного совершенствования. И не каждый мастер может вырезать из камня идеально гладкий и ровный шар, а он должен быть именно таким, поскольку наши ладони чуткие, и если шар будет не идеален, то вскоре вместо внутренней гармонии мы начнем чувствовать раздражение.

— Юная госпожа увлекается философией, это похвально, — снисходительно произнес Олехно Судимонтович. — Но все мы наслышаны о том, как философы могут петь оды прямой линии или пустоте! — литовец повернулся к новгородцам и развёл руками, показывая, что нечего взять с чудаков. Кто-то хмыкнул, кто-то согласно кивнул.

— Я испытываю уважение к философам, — продолжил он, — но восхищаться пустотой… — он вновь повернулся к собравшимся, дожидаясь их реакции и теперь смешки раздались громче, — как и этими шариками, не намерен.

— Ну и кто тут дикарь? — надменно бросила Кошкина, заставив Олехно Судимонтовича резко повернуться к ней. — Не понимаешь философии, не умеешь видеть красоты в простом, не хочешь слышать об опыте предков.

— Я закончил Краковскую академию! — вспыхнул литовец. Он хотел сказать что-то оскорбительное, но его прервал итальянец:

— Признаю сеньориту победительницей! — воскликнул он на латыни и медленно повторил на русском, чтобы все поняли:

— Она права! — вновь перешёл он на латынь, и тут новгородский владыка дал знак своему спутнику и тот начал быстро переводить итальянца:

— Истинная красота содержится в простых формах. Мне потребовалась целая жизнь, чтобы понять это.

Фиорованти склонил голову перед Феофилом и с явным облегчением продолжил:

— Но мне, как и всем остальным, не терпится узнать и другие доводы, — он показал рукой на бильярдный стол.

Дуня кивнула и сразу же продолжила:

— Это игра, оттачивающая ум и тело. Я бы сравнила её с шахматами, но кое в чём шахматы уступают.

— И как же она называется?

Дуня замешкалась, не зная, какое название дать бильярду, но её выручил спутник владыки.

— Похожий стол есть у короля Людовика. Он каменный и на нем гоняют шары молоточками на длинных ручках, а игру называют карамболь.

— Спасибо, — поблагодарила Дуня, — игра пришла в наши земли с востока, и я думаю, что мы можем придумать ей своё название, как это сделали франки.

Боярышня быстро высыпала шары из котомки, сложила их в рамку и осторожно подняла её.

— Сеньор Фиорованти, составьте мне пару, — она протянула ему кий и больше ничего не говоря, разбила шары.

Они начали поочередно бить, но как только освоились, Дуня пальцем