и нарушая исключительные права на титулы и должности. После выматывающей судебной тяжбы семейство Колон наконец уступило свои притязания на привилегии Колумба в 1556 году, когда их суть уже давно была утрачена – это был драматический эпизод триумфа централизующей королевской власти над феодальными тенденциями на краю империи.

Такого развития событий, однако, еще никто не мог предвидеть, когда Колумб покинул двор, направился к побережью с королевским поручением в кармане и поднял паруса, выйдя из порта Палос-де-ла-Фронтера в районе Сальтес 3 августа 1492 года. То, что от этой экспедиции многого не ожидали, показывает ее масштаб: три небольших судна, экипаж около 88 человек, судя по самой надежной записи. Монархи приказали городу Палос-де-ла-Фронтера предоставить две каравеллы в качестве уплаты штрафа, который муниципалитет задолжал королевской казне. Одной из них была «Пинта» с четырехугольными парусами, названная так, возможно, в честь братьев Пинсон, а другой была «Нинья», принадлежавшая Хуану Ниньо, который также должен был отправиться на ней в плавание по океану. Внешний вид судов неизвестен, все реконструкции вымышлены[203]. «Нинья» была быстрым, ладно скроенным судном средних размеров с треугольными парусами. «Пинта» имела примерно те же размеры, но меньшую скорость. Самым большим кораблем, хотя и ненамного бо́льшим, являлся злополучный флагман «Санта-Мария» с округлым корпусом и тяжелым ходом, а также монограммами Фердинанда и Изабеллы на гроте – единственный корабль, известный нам под своим настоящим именем. Его прозвище «Галисийка», вероятно, отражает не принадлежность, а то, что судно построили в галисийском порту. Экипажи включали в себя басков, в основном были набраны в Палос-де-ла-Фронтере и Севилье, вероятно Мартином Пинсоном, который являлся капитаном «Пинты» и, как глава клана Пинсонов, обладал достаточным авторитетом в Палосе, чтобы уговорить новобранцев, опасавшихся путешествия в неизвестность. Задача вербовки облегчалась королевским помилованием для любого осужденного, отправлявшегося в плавание, но на практике к такому сомнительному источнику рабочей силы прибегали редко. Роль Пинсона была жизненно важной, и можно заключить, что, какие бы разногласия ни возникали между ним и Колумбом в ходе путешествия, они стартовали на условиях взаимного доверия. Впрочем, вследствие вербовки, осуществленной Пинсоном, на всех кораблях имелись его люди, так что, когда они с Колумбом поссорились, командир был напуган, беззащитен и практически изолирован.

Маленькую флотилию не сопровождали ни солдаты, ни поселенцы, поскольку экспедиция носила исследовательский характер. Перед отплытием Колумб взял с собой большой груз, который надеялся обменять на специи и золото. Правда, соколиные колокольчики, бусы и стеклянные безделушки, которые он вез, были больше приспособлены к торговле португальцев в Западной Африке, чем к потребностям изысканных восточных рынков, на которых он надеялся торговать. Хотя Колумб рассчитывал пополнить запасы продовольствия на Канарских островах, он взял соленую рыбу, солонину, сухари, муку, вино, воду и оливковое масло – обычное питание средиземноморских моряков.

Маршрут через Канарские острова оказался удачным маневром в путешествии. Прежде чем Колумб смог открыть Америку, ему нужно было совершить то, что в некотором смысле являлось гораздо более выдающимся открытием: проложить маршрут через Атлантику (см. карту 3). Отправная точка, расположенная дальше к северу, не позволила бы ему поймать попутный ветер. Выбрав Канары, он сразу создал свой шанс на успех. Вероятно, справедливым будет сказать, что во всей истории исследований большинство плаваний совершалось «против ветра», за исключением областей с муссонным климатом, потому что для исследователя так же важно найти маршрут домой, как и выбрать новый пункт назначения. Именно отплытие против ветра делает столь дерзкими и героическими некоторые из самых заметных путешествий в истории – викингов на крайнем севере Атлантики, испанцев XVI века через Тихий океан и Колумба в Новый Свет. Помимо плаваний Колумба, попытки дальнейшего исследования Атлантики в XV веке, о которых мы знаем, предпринимались с Азорских островов или из Бристоля в пояс западных ветров, и поэтому большинство из них потерпели неудачу. Курс Колумба, напротив, был рассчитан почти идеально в обоих направлениях. Он отправился из точки вблизи 28-й параллели, где мог быть почти уверен, что северо-восточные пассаты останутся позади, а по возвращении начал с того, что направился на север, ловя западные ветры, которые привели бы его домой, и быстро их нашел. За исключением его неудачи в исследовании Гольфстрима, открытого европейскими мореплавателями только в 1513 году, ко времени своего второго путешествия в 1493 году (когда усовершенствовал свой первоначальный курс, пересекая океан по чуть более наклонному курсу) он почти точно предвосхитил стандартный оптимальный маршрут галеонов до конца эпохи парусов.

Эта сверхъестественная удача навела некоторых историков на мысль, что он, должно быть, обладал тайным предвидением маршрута, переданным ему «неизвестным кормчим» или выбранным во время какого-то его неизвестного предыдущего путешествия. Прибегать к надуманным объяснениям нет необходимости, хотя некоторые другие обычно приводимые причины столь же несостоятельны. Например, он выбрал Канарские острова не потому, что ожидал найти остров Чипангу на той же широте: из его бортового журнала ясно, что он полагал, что Чипангу лежит южнее выбранного им курса[204]. И он выбрал Канары не просто потому, что там была подходящая гавань, расположенная относительно на западе. Азорские острова и острова Зеленого Мыса лежат гораздо дальше на западе, а Азорские острова, поскольку расположены значительно севернее, обещают более короткий северный путь вдоль уменьшающейся кривизны Земли, чем относительно южные Канарские острова. Достаточно привести два возможных объяснения маршрута Колумба, и каждый может выбрать между ними, если пожелает, в соответствии со своими философскими склонностями. Индивидуалисты будут ссылаться на проницательность Колумба, хорошо осведомленного о морских путях в Атлантике и имевшего возможность в конце 1470-х и начале 1480-х годов наблюдать зачатки создания системы ветров. Детерминисты возразят, что у Колумба не было выбора: как только он связал свою судьбу с Испанией, ему пришлось отплывать из испанского порта, а Канарские острова являлись единственным испанским владением в Атлантике.

Переход на Канары был быстрым и без происшествий. На протяжении большей части перехода Колумб занимался переоснащением «Ниньи», подняв на ней четырехугольные паруса, чтобы поймать попутный ветер, – еще одно свидетельство того, что он знал, каких ветров ожидать. Путь через острова казался затянутым, но было важно привести суда в порядок перед тем, что обещало стать самым продолжительным из известных к тому времени плаваний в открытом море. В дополнение к текущему обслуживанию и переоснастке «Ниньи» необходимо было заменить руль на «Пинте». Нужно было погрузить больше припасов, в том числе обязательно несколько кругов сыра с Гомеры, особенно подходившего для использования в качестве корабельной провизии. И еще пришлось терпеливо ждать благоприятного ветра. Когда в четверг, 6 сентября 1492 года, поднялся восточный ветер, экспедиция покинула Сан-Себастьян-де-ла-Гомеру под мощно надувшимися четырехугольными парусами и, оставив остров Йерро по левому борту, попрощалась с известным миром[205].

Колумб взял курс строго на запад. Его намерение, хотя