За канатами в словах не было необходимости. Фостер позволил своим кулакам говорить за себя.

Взгляд Элоизы остановился на свежей ранке на моей нижней губе. Она протянула руку, чтобы дотронуться до неё, но остановилась, не успев коснуться. Затем грусть в ее глазах усилилась.

У меня защемило в груди.

— Как там Фостер? — спросила она.

Зол. Очень, бляьь, зол.

— Отлично.

Он был зол, что я не рассказал ему об Элоизе. Злился, что я целый месяц скрывал правду. Но по большей части, я думаю, ему было больно, потому что он знал, что я все еще что-то скрываю.

Возможно, мне следовало признаться. Возможно, следовало выложить все начистоту, объяснив, что наш брак был фиктивным. Что мы с Элоизой пытались всё уладить, чтобы у нее был шанс заполучить отель, а мне не пришлось бы появляться на свадьбе Сэм в одиночестве.

Но я держал язык за зубами. Моя награда? Мне надрали задницу.

Фостер нанес мне удар ногой в живот, от которого у меня перехватило дыхание. Затем ударил меня в рот, и кожа мгновенно лопнула.

Во время моего дневной прогулки из неё то и дело текла кровь. Какая бы кровь ни была на рукаве моей черной рубашки, её было не видно.

— Ты ведь не рассказал ему о нашей договоренности. Не так ли? — спросила она.

Я покачал головой.

— Нет.

— Спасибо, — она вздохнула.

Еще больше секретов. Но по какой-то причине сокрытие наших мотивов от Фостера беспокоило меня не так сильно, как то, что я скрывал этот брак с Элоизой.

Почему? Понятия, блять, не имею. Я пытался разобраться в этом во время своей прогулки. Потратил пару часов, пытаясь разобраться в своих чувствах. Прочистить мозги. Это не помогло. Я всё ещё чувствовал себя… не в своей тарелке.

Может, я просто устал. Всю неделю дерьмово спал.

— Где ходил? — спросила она.

— По тропе к Соболиной Вершине.

Даже после изнурительной тренировки с Фостером в моих жилах текла неугомонная энергия. Поэтому я поискал местные тропы и отправился в горы.

Расстояние составляло около десяти километров. Мои ноги не слушались, и завтра я расплачусь за перенапряжение. И только малая толика той энергии угасла.

— Это всегда была любимая тропа Матео, — Элоиза подтянула колени, прижав их к груди. — Может быть, мне стоило пойти с тобой, а не терпеть очередную кухонную неудачу.

Эти прекрасные глаза наполнились слезами.

Дело было не в печенье. Но если ей нужно было поплакать из-за него, я буду сидеть рядом с ней.

Несмотря на то, что мне нужно было принять душ, несмотря на то, что я умирал с голоду, я не сдвинулся с места. Мы смотрели на деревья, пока Элоиза не нарушила тишину.

— Моя мама потрясающе готовит. Она шутит, что Нокс и Лайла унаследовали ее таланты, и к тому времени, когда родились мы с Матео, нам ничего не досталось. Но я всё равно стараюсь. Пеку печенье для семейных обедов и делаю вид, что не замечаю, как оно исчезает в мусорном ведре в гараже. Готовлю сангрию, которую никто не пьет.

— Ты любишь готовить?

— Нет.

— Тогда почему не бросаешь?

Она подняла плечо.

— Не знаю. Наверное, было бы здорово сделать что-то правильно. Хотя бы раз.

Элоиза всё ещё пыталась прикрыть этих уродливых лошадей красивыми картинками.

— После сегодняшнего дня, думаю… я сдаюсь.

Ее голос был таким тихим. Ушла та сильная, энергичная женщина, которая очаровала меня в Вегасе. И сейчас я бы все отдал, чтобы эти слезы исчезли.

— Я люблю готовить, — сказал я. — Ненавижу стирать.

Она фыркнула, вытирая глаза.

— Я не против стирки.

— Тогда ты будешь стирать мою одежду. А я буду готовить. Больше никаких бутербродов с арахисовым маслом и джемом на ужин. Договорились?

— Договорились, — она слегка улыбнулась мне. — Это наше первое распределение обязанностей. Только посмотри на нас, мы уже профи в этом браке. Другие молодожены позавидовали бы. Если бы они только знали, что все это фальшь.

Фальшь. Мои плечи напряглись. Она была права. Этот брак был таким же фальшивым, как рукопожатия моего отца и интерес моей матери к жизни сына.

Я ненавидел фальшь так же, как ненавидел печенье с шоколадной крошкой.

— Что? — Элоиза подтолкнула меня локтем.

— Ничего, — я встал со ступеньки и вошел внутрь.

Запах уже почти выветрился, вентилятор дул свежим лесным воздухом. Или, может быть, мой нос просто приспособился после шока от вони.

Я направился на кухню, чувствуя, что мои мышцы уже отяжелели и устали. Моему организму нужна была подпитка, поэтому я открыл холодильник и достал остатки вчерашнего ужина. Куриные грудки на гриле, запеченные овощи и дикий рис.

Элоиза последовала за мной внутрь и встала рядом с островком. На столе стоял кувшин, который я не заметил, когда вошел внутрь. В рубиново-красной жидкости плавали дольки апельсина и яблочные кольца.

— Хочешь сангрии? — она подошла к шкафчику, достала стакан. Затем налила себе, сделала глоток и поморщилась. — Мммм, как вкусно.

— Хочешь есть? — спросил я, доставая тарелку.

— Не очень. Я съела много теста для печенья.

Я нахмурился и взял ещё одну тарелку. Питание было важно. Тесто для печенья и сангрия не будут её ужином. Поэтому я наложил нам обоим еды, причем моя тарелка была вдвое больше её, и отнес их к карточному столу вместе с вилками и салфетками.

Элоиза села на стул рядом со мной, сгорбившись на дешевом сиденье.

Нам нужно, будет ещё забрать остальную мебель из её съемного дома, включая обеденный стол. Большая часть ее мебели не поместится в моем Yukon, поэтому я собирался попросить Фостера одолжить его грузовик и помочь мне с тяжелыми вещами.

Но прежде чем попросить об одолжении, я дам ему остыть. Мы договорились встретиться в понедельник утром в спортзале. Надеюсь, к тому времени его гнев пройдет. Зная Фостера, он, вероятно, сейчас дома и злится на меня. Он уже прислал мне сообщение с извинениями. И, в отличие от всех Иденов, поздравил с помолвкой.

Мы с Фостером это переживем. Возможно. Мы вернемся к нормальной жизни. Надеюсь. А через неделю или две я закончу работы в доме Элоизы, и мы завершим процесс переезда.

Без всякой помощи со стороны её гребаных братьев.

То, как они со мной обращались, было справедливо. Если бы у меня была сестра, и она вышла замуж за незнакомца в Вегасе, я бы, наверное, тоже пришёл разбираться с этим ублюдком. Но