«Прощаться не буду, мы еще встретимся», — предупредил Павел и зашагал к своему «газику».

К вечеру подкралась меланхолия. Порывался пойти дождь, но передумал — небо выдавило из себя пару капель и успокоилось. Устрашающие прогнозы пока не сбывались. Отправился домой майор Ваншенин, за ним потянулись остальные. Микульчин сидел до упора, рисовал закорючки в блокноте. Покосился на Болдина, идущего к выходу, но ничего не сказал.

Развозить оказалось некого — сами разбежались. Павел довел машину до общежития, несколько минут курил в салоне. День стремительно шел на убыль, в девятом часу уже смеркалось. Настроение было подавленное. Перед глазами стояло мертвое лицо ребенка, затем оно менялось живым женским лицом, бряцало оружие, нависали тучи и дамоклов меч… Захотелось выпить — опасный симптом. Алкоголь в подобных случаях не помогал — давно известно. Но желание не проходило. Имелись все необходимые средства для борьбы с этим — например, лечь спать. Или почитать книжку.

Павел поднялся в общагу, заперся в комнате, принял душ. Зарылся в одеяло, чтобы уснуть, но было рано — только девять вечера! Этажом ниже гремела музыка, по коридору бегали какие-то парнокопытные. Он пил вчерашнее выдохшееся ситро, курил у открытой форточки, метался по комнатушке. Полпачки сигарет улетели незаметно. С этими терзаниями надо было что-то делать. Павел принял позу роденовского мыслителя, погрузился в раздумья.

Затем вскочил, стал облачаться в свежую рубашку, отыскал в комоде чистые носки. Вахтер покосился без интереса: что поделать с этой милицией, всегда найдут отговорку, почему пропадают ночами.

Машина завелась, вспыхнули фары. Пистолет пришлось взять — не оставлять же в комнате с хлипкой дверью. Город был пуст, фонари не работали, да и не очень хотелось.

Через десять минут он свернул на Жемчужную. Не ехал, а крался, оставив из осветительных приборов только подфарники. Из мрака навстречу выплывали густые кусты, очерчивалась дорожка с прерывистой разделительной полосой. Павел проехал стоянку, где коротали ночь машины местных владельцев, миновал знакомый забор, проехал еще немного.

Он остановился у обочины, погасил огни. «Странно, чтобы на трезвую голову — да в такую авантюру…»

Улица затихла — одиннадцать вечера на часах. Но в окнах домов за заборами еще мерцал свет. Сквозных переулков здесь не наблюдалось, а лезть через ворота пока не хотелось. Он пешком отправился дальше по улице, проскочил освещенную зону. В округе работал единственный фонарь. Даже на этой улице, где проживали не последние люди города, отдел благоустройства горисполкома не утруждался. И все же нашелся переулок между участками!

Павел шел почти на ощупь и вскоре выбрался на задворки. Залаяла собака за оградой — отшатнулся, прикусив язык. Псина заворчала, забренчала цепь. Он припустил по параллельной дорожке, нашел ориентир — кудлатую двуствольную березу. Забор на этой стороне ничем не отличался от «парадного». Тишина царила почти кладбищенская.

Болдин подпрыгнул, перелез через ограду. Падая, за что-то зацепился, треснул рукав на пиджаке. Павел глухо выругался — тяжела же дорога к личному счастью… Не смертельно, сам зашьет. Он сидел на корточках, смотрел в темноту. «Ты точно спятил, товарищ старший лейтенант, за такие фокусы не то что звания лишат — дело могут завести»… Но авантюрный склад ума неумолимо гнал на подвиг.

Он переместился за беседку, осмотрелся. Помидоры и прочие глупости обитатели дома не выращивали. Клумба с цветами, беседка. Шагнул под ее крышу, стал обдумывать, что делать дальше.

Со скрежетом распахнулось окно на первом этаже. Жарко стало? Павел отступил за вьюн, оплетающий беседку. Заскрипели половицы, кто-то натужно закряхтел. Скрипнул стул под пятой точкой.

Павел подкрался к дому, присел на выступающую часть фундамента. Скрипнула дверь буфета. Характерный звук извлекаемой из горлышка пробки — знакомый всем мужчинам и большинству женщин. Забулькала жидкость. Употребляем, Егор Тарасович? Повисла пауза, потом шумный выдох, рюмка стукнула по столу. Снова тишина — коньяк благотворно растекался по организму, расширял сосуды — просто лекарство от всех болезней…

Время шло. Вновь забулькал алкоголь — правильно, между первой и второй пуля не должна пролететь! Похоже, это надолго. Павел устроился поудобнее, подпер подбородок кулаком. Вдруг раздались шаги, прогнулся подоконник у раскрытого окна, и Павел почувствовал, что он уже не один!

Спина похолодела. Замер, бежать было поздно. Майор Ваншенин шумно дышал, высунувшись в окно, щелкнула зажигалка. К запаху алкоголя добавился запах сигаретного дыма. Голова начальника находилась в метре, стоило ему посмотреть вниз или просто сплюнуть…

Дыхание перехватило. Майор с шумом втягивал и выпускал дым, покашливал. Вниз он не смотрел, и все это напоминало театр абсурда. Пепел упал на плечо — как мило. Не хватало еще загореться.

Прошла минута. Ваншенин дымил, смотрел вдаль. Зачем, если все интересное под самым носом? Поневоле делалось смешно. Не дышать было трудно. Павел осторожно потянул носом.

Протекла очередная минута, мимо пролетел тлеющий окурок, зарылся в куст малины. Майор прикрыл форточку, убрался в комнату. Нервный смех обуял Павла. Он смахнул с плеча пепел — вроде не прожег. Поднялся и на цыпочках отошел от окна. Ваншенин заседал в столовой, звякнула бутылка, соприкоснувшись со стопкой. Можно было посочувствовать Егору Тарасовичу, слишком много на него свалилось. Убийца разгуливает по городу, дочь в опасности…

Павел немного отступил, поднял голову. Дом — не особняк помещика-кровопийцы, но на нехватку кубатуры грех жаловаться. С этой стороны окна наверху отсутствовали. Он зашел за угол, пролез через куст смородины. Палисадник был пуст — пара молодых лип и больше ничего. Павел прижался к соседскому забору, с радостью обнаружил, что на втором этаже горит свет.

Немного поколебавшись, он поднял камешек, бросил. Тот стукнул по стеклу. Павел ждал реакции, волновался. Отыскал еще один камешек, тоже послал в окно. Перестарался — так можно и стекло разбить. За шторами возник силуэт, Болдин даже догадывался — чей! Он замахал руками, чтобы проявиться из темноты. Девушка поколебалась, отогнула занавеску, присмотрелась. Потом открыла оконную раму.

— Павел, ты сошел с ума… — шепот срывался, вибрировал. — Это ты?

Ох уж эта страсть к безумным поступкам. Однажды точно доведет до цугундера!

— Алена, это я… Прости, я в самом деле сошел с ума… Твой отец неправ… Можно к тебе, мы просто поговорим? Только давай тише, твой отец внизу, он не спит…

Девушка не верила своим глазам. В спальню по ночам к ней еще не лазили. А она того стоила!

— Хорошо, давай, только тихо…

Сердце стучало, как барабан полкового оркестра. Он готов был забраться по голой стене! Но стена действительно была голой. Брать с разбега? Алена тихо засмеялась, сделала выразительный жест рукой: