— Давай выбросим его отсюда, мой король, и продолжим пить, — недовольно заявил Аго. — Суд на пиру — небывалое дело. Должны собраться свободные мужи…

— А это кто, по-твоему? — нетерпеливо повел рукой король, показывая на столы, где пьяные герцоги уже затянули песни или уютно храпели, упав мордами в объедки. — Король должен явить правосудие, Аго. Я дам ему право на кровную месть. Я давно не слышал о ней в наших землях, но этот обычай свят. И его никто не отменял[24]. Тем более что этот римлянин сам попросил судить его по нашему закону. Если он зарежет эту сволочь, я буду рад без памяти. А если зарежут его самого, то просто одним дураком на свете станет меньше.

— Тогда озвучь свой приговор, а я позову тех баб, мой король, — равнодушно махнул рукой Аго. — Пусть еще станцуют.

Король встал и прокашлялся.

— Я, Ротари из рода Ародус, — громко сказал он, и эхо вторило ему под высоченными каменными сводами, — божьей милостью король лангобардов, даю римлянину Луцию Валерию Флакку право на кровную месть по обычаю моего народа. Возмездие не постигнет его за это! Ибо такова моя воля!

Король икнул, слегка потеряв величественный и гордый вид, и сел на место с чувством исполненного долга. Он прищурился, стараясь вместо двух Валериев снова увидеть одного, и махнул рукой.

— Убей этого старого козла, парень! — он посмотрел на стражу. — А теперь выбросьте его отсюда! И намните ему бока как следует! За неслыханную дерзость! Ишь, чего удумал, на пир тайком пробираться! Выпить спокойно не дает, наглая римская скотина!

— Музыканты! — заревел Аго. — Играйте, сучьи дети! И позовите сюда баб! Пусть пляшут!

* * *

В то же самое время. Белград.

Поздняя осень и ранняя весна — вот то время, когда он сидел дома безвылазно. Лед еще не стал, а вода уже слишком холодная, чтобы переправлять коней через брод. Мостов в княжестве не так чтобы много. Как только наступит зима и закует реки в прочный ледяной панцирь, тронется в путь санный поезд, который повезет по бескрайним землям Словении княжью волю. Так бывало обычно, но не в этот раз. Эту осень он встретил в Белграде, куда приехал верный друг и подданный Виттерих, герцог Далмации. Герцог, который очень хотел стать королем. В эту поездку с князем поехал и Збыслав, потому как в таком деле, как война, без главного финансиста княжества обойтись нельзя никак. Ведь война, как говорил Наполеон, это три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги.

— Виттерих! — Самослав раскрыл объятия. — Как добрался?

— Даже заскучал немного, — герцог показал в улыбке ровную ниточку зубов. — Раньше, чтобы через эти земли пройти, надо было драться каждые три мили. Я там неплохо дороги почистил. Немирные роды и вовсе на юг откочевали. Остальные вроде бы успокоились.

— Как Баддо? Как Виттерих младший? — продолжил расспросы Самослав. — Я приготовил для них подарки.

— Баддо ребенка ждет, — снова улыбнулся Виттерих. — А мой сын здоров, слава Деве Марии.

— Ты уже обжился в старом дворце? — князь выставил на стол бутыль, открыл ее и понюхал содержимое. Видимо, он остался доволен, а потому медово-прозрачный напиток с плеском полился в кубки. — Нравится тебе там?

— Счастью своему не верю, — признался Виттерих, поболтав кубком и вдыхая чудесный аромат. — Какой дурак мог этот дворец бросить? Да лучше его на всем свете нет. С одной стороны — крепость, каких поискать, а с другой — красота неописуемая. И теплые полы там работают! Мой сын на них валяться любит.

Они сдвинули кубки, и ароматное пойло хлынуло в луженые глотки воинов.

— Хорошо! — крякнул Виттерих, набросав на тарелку закуски. В этой части света уже считалось непристойным есть на куске хлеба. Так делали лишь лангобарды и готы. Ну, так им простительно. — А чего звал-то?

— Чего звал? — переспросил Самослав и крепко задумался. Он очень долго решал, как поступить, отбрасывая один вариант за другим. И так уж получалось, что альтернативы Виттериху не было. Во всех остальных случаях его план зиял прорехами, в которые могла проехать упряжка волов.

— Надо одному хорошему человечку помочь, — пояснил князь. — Не бесплатно, конечно. Нужно кое-кому навалять как следует. А если получится, то и убить. Да! Лучше убить.

— Что платишь? — деловито спросил Виттерих, с аппетитом хрустя соленым груздем. Впрочем, сочетание груздя и бренди из дубовой бочки ему понравилось не слишком, о чем он немедленно и высказался. — Нет! Грибами это закусывать нельзя!

— Попробуй свинину со специями, — показал князь на исходящее ароматным запахом блюдо. — А потом кофе попробуешь. С этим напитком в самый раз будет.

— Так что платишь и кому навалять надо? — переспросил Виттерих, который ел жадно и быстро, а потому уже насытился и откинулся на бревенчатую стену рубленого терема.

— Получишь тридцать тысяч рублей, — ответил Самослав. — Серебром и солью по половинной цене. И ты, наконец, становишься королем, как я и обещал. Папа римский уже дал свое согласие. Ты, конечно, можешь обойтись и без этого. Но, согласись, булла его святейшества — штука полезная.

— Серьезно! — напрягся герцог. — Кого убить надо? Надеюсь, экзарха Исаака? Так это я со всем своим удовольствием.

— Герцога Сполето, — просто ответил князь. — Его людей — тоже убить или согнать с земли. Герцогом станет мой человек, но все будут сначала считать, что Сполетий твой. Я у тебя его куплю по всем правилам. Потом… когда всё успокоится.

— Всадников дашь? — Виттерих задумчиво барабанил пальцами по столу.

— Не дам, — коротко ответил князь.

— А третий легион? — поднял глаза Виттерих.

— Не дам, — повторил князь. — Все сам.

— Дерьмо! — расстроился герцог. — А оружие-то дашь?

— В счет оплаты, — заверил его Самослав.

— Ну, хоть так, — задумался Виттерих. — Затея — дрянь, конечно, но я возьмусь. Очень деньги нужны. Мне своих парней кормить надо. А если герцог Беневенто в эту войну ввяжется?

— Тогда тебе придется и его убить, — развел руками Самослав. — За тридцать тысяч рублей. Серебром и солью по цене… ну, ты понял.

— Хм, — Виттерих ушел в себя надолго. — Еще тридцать тысяч? Он точно ввяжется! Я почему-то в этом уверен, государь. А почему сам не хочешь повоевать?

— Слишком много осложнений с империей и лангобардами, — поморщился Самослав. — А в следующем году я не могу позволить себе увязнуть в войне. У меня будут дела поважнее. Особенно если в эту войну включится этот шакал, экзарх Исаак. Или, того хуже, король Ротари. Возможно, мне придется убрать войско от южных границ,