Я скромно умолчал о своем участии в строительстве первого русского парохода. По ночам (а время белых ночей в Питере уже закончилось) корабль, получивший имя «Первенец», проводили ходовые испытания на Неве. Пароход оказался удачным, поворотливым и достаточно быстроходным. Адмиралу Ушакову, который совершил несколько пробных выходов на нем, «Первенец» очень понравился.

– Дмитрий Викторович, – сказал он мне, – теперь я понял – время парусников заканчивается. Скоро все военные корабли будут иметь паровой двигатель. К тому же, как вы мне рассказали, их начнут строить из железа. Если борта таких кораблей еще защитят стальными листами, то им не будут страшны и вражеские ядра. Надеюсь, что подобные корабли, которые вы называете броненосцами, первыми построят наши мастера. И пушки для них отольют на наших заводах.

– Все так и будет, Федор Федорович, – ответил я. – И Англии придется отказаться от титула «Владычица морей». Впрочем, будет ли тогда вообще на карте мира Англия?

Ушаков внимательно посмотрел на меня.

– Дмитрий Викторович, – произнес он. – Англия как государство на карте мира останется. Только в каких она будет границах? Но я не люблю гадать на кофейной гуще, и потому ответ на сей вопрос пусть дадут наши дипломаты. Любая война заканчивается миром. Надо, чтобы наша война с Англией завершилась выгодным для нас мирным договором. А мы люди военные, и нам следует думать над тем, как приблизить конец войны…

Продолжая свой разговор с Настенькой, я постарался объяснить ей, что ничего страшного и богопротивного в построенном нами пароходе нет. Его освятил батюшка перед спуском на воду, на «Первенце» есть комнатка с иконостасом, и перед выходом в первый для корабля боевой поход Синод назначит священника, который будет проводить на борту парохода все службы.

– Ну, если так, Митенька, – произнесла Настасья, – то тогда на душе у меня будет спокойно. С Божьей помощью мы разобьем всех супостатов. А с кем нам придется воевать? С французами мы вроде замирились, а англичане после того, как им хорошенько всыпали в Ревеле, вряд ли снова сунутся к нашим берегам.

– Настенька, – ответил я, – ты забыла о свеях. Ведь сколько мы с ними воевали – почитай не одну сотню лет. И хотя между Россией и Швецией сейчас мир, британцы, которые не простят нам разгром у Ревеля, наверняка сделают все, чтобы натравить их на нас.

– Я помню, как отец нынешнего шведского короля грозился войти с флотом в Неву, сбросить с пьедестала памятник Петру Великому и со своими офицерами попировать в Зимнем дворце.

– Только в сражении у Выборга в 1790 году король Густав III сам едва не попал в плен к нашим морякам, – заметил я. – Чудом спасся, трусливо сбежал, бросив свой флот. А потом его пристрелил через два года в королевской опере во время бала-маскарада шведский же отставной офицер.

– Да, я слышала об этом, – кивнула Настасья. – Это ужасно.

– Похоже, что и сын кончит так же скверно, как и отец, – заметил я. – Кстати, милая, ты не хотела бы прокатиться на корабле, который так перепугал твоих кумушек? Могу организовать тебе прогулку по Неве. И не бойся – я все время буду рядом с тобой…

22 августа 1801 года. Средиземное море. Старая крепость на острове Корфу. Капитан 1-го ранга Александр Андреевич Сорокин

Постепенно в гавани Корфу собирались разбросанные по всему Средиземноморью корабли французского флота. Многие из них нуждались в ремонте и пополнении экипажей. Кое-кто из командиров республиканского флота с большой неохотой подчинялся приказу Первого консула, в котором прямо говорилось, что командовать эскадрой, которая будет базироваться на Корфу, буду я. Но приказ есть приказ. И в нем недвусмысленно говорилось о суровых наказаниях для тех, кто его ослушается.

С одной стороны, я мог понять французов – часть командиров кораблей и фрегатов по чину были равны мне. А моряки, как и все военные люди, были весьма чувствительны к вопросу чинопочитания. Чтобы исправить эту ситуацию, государь поспешил присвоить мне чин контр-адмирала. Но высочайший указ о производстве меня в этот чин еще не пришел, и потому я пока считался тем, кем я уже был.

Вообще же и русские и французские командиры готовили свои корабли к предстоящим баталиям. А в том, что они будут, не сомневался никто. Британцы всегда считались врагом серьезным и храбрым, и на легкую победу над ними рассчитывать не приходилось. Впрочем, все наши моряки были воодушевлены победой русского оружия над эскадрой адмирала Нельсона при Ревеле. Французы же, помня свое поражение в сражении при Абукире, с уважением поглядывали на нас. Про то, что не так давно мы были врагами, и здесь, на Корфу наши морские служители бились с ними не на жизнь, а на смерть, ни они, ни мы предпочитали не вспоминать.

Не сидели без дела греческие каперские корабли, нападавшие на британские транспортные суда. Хотя греки и имели каперские свидетельства, но иначе как пиратами я их не называл. Как мне докладывали сведущие люди, жертвами их нападений становились не только корабли, принадлежавшие подданным короля Георга. От греков сильно доставалось и неаполитанцам, и османским торговцам, и купеческим судам под самыми разными флагами, которые рискнули войти в воды восточной части Средиземного моря. Но с пиратскими замашками греков я ничего не мог поделать. Оставалось лишь пожурить их и пообещать строго наказать, если мне станут известны случаи их разбойничьего поведения.

С другой стороны, те же греки заставляли других морских разбойников – магрибских пиратов – держаться подальше от наших торговых судов. Удивительно – грабители и работорговцы Алжира и Туниса принудили платить им дань Испанию, Королевство обеих Сицилий, Португалию, Тоскану, Папскую область, Швецию, Данию, Ганновер, Бремен и даже гордую Великобританию. Зачастую эту дань маскировали под «поминки» и «подарки» правителям портов, в которых базировались пиратские эскадры. А вот с греками, у которых даже своего государства еще не было, они предпочитали не связываться.

Случалось, что берберийские пираты нападали и на российские торговые суда. Жаловаться же на них турецким султанам было бесполезно. И совсем не потому, что турки защищали своих подданных. Это только считалось, что правители Алжира и Марокко подчинялись османам. Но на самом же деле подчинение это было лишь для вида. Каждый бей или паша всерьез полагал, что только он полноправный правитель в своих землях, а тот, кто сидит в Константинополе, лишь покровитель правоверных, и не более того.